Кто за? Все за. Кто воздержался? Воздержавшихся нет. Кто против? Против нет. Принято единогласно…
Кроме того, сразу было сказано, что Пастернак остается членом Литфонда… А это значило, что от, так сказать, кормушки его не отлучали. Он мог оставаться на своей даче (литфондовской), в своей московской квартире (тоже литфондовской) и вообще пользоваться всеми литфондовскими благами.
Так называемая творческая интеллигенция тогда политикой не интересовалась. А я, глядя на мужа, все же кое-что уразумела. Поняла, что история с Пастернаком ударит в основном по Хрущеву — первому нашему реформатору, далеко не самому страшному из наследников Сталина.
Для врагов Хрущева это весомое свидетельство того, что он непростительно распустил интеллигенцию, приоткрыл железный занавес, в результате чего рукописи русских поэтов стали попадать во вражеский стан.
Хрущев это все понимал, поэтому его «царствование» ознаменовалось несколькими скандальными кампаниями. Вспомним выставку художников в Манеже и вопли Никиты: «пидарасы!» Вспомним, как Кукурузник набросился на совсем юного Вознесенского и на уже немолодого Ромма…
Все эти безобразия, как мы знаем, не имели никаких серьезных последствий. Никто даже не подумал делать оргвыводы — сажать в тюрягу интеллигентов, попавших под руку вождю. И посему нападки Хрущева становились для потерпевших не трагедией, а скорее фарсом.
Таким фарсом стало и знаменитое собрание писателей, на котором Бориса Пастернака разжаловали из члена Союза писателей в члены Литфонда.
Впрочем, напрасно я вступаюсь за Никиту Хрущева, он в моих оправданиях не нуждается. Достаточно сказать, что всего четыре года спустя после скандала с Пастернаком Хрущев разрешил Твардовскому, тогдашнему редактору «Нового мира», напечатать «Один день Ивана Денисовича» великого Солженицына. Более сокрушительного удара по сталинщине нельзя было себе представить.
Но я о Пастернаке… Сама кончина поэта была обставлена необычайно трогательно и даже торжественно.
Поэт умирает от рака легких у себя на даче — той самой, которую он получил при Сталине. Пастернаку уже 70 лет. В то время в России для мужчины это считалось весьма солидным возрастом. Но Пастернак еще молод — в разгаре его роман с Ивинской, стало быть, он вечный юноша… И, кстати, двоеженец: Ивинская по всем его делам с «Доктором Живаго» ходит в ЦК как законная супруга и наследует все пастернаковские права и заграничные гонорары — за что и попадает в ГУЛАГ… Но это уже все потом. А в те последние дни поэт лежит, как сказано, у себя на даче.
Всю черную работу по уходу за больным делает нелюбимая жена. В доме порядок. Ближний круг, постоянные посетители видят прекрасное лицо страдальца на фоне подушек в безукоризненно белых наволочках… В соседней комнате при открытых дверях знаменитая пианистка Мария Юдина почти непрерывно играет на фортепиано, исполняя классические произведения великих композиторов прошлого, которые любит Пастернак.
Друзья, приблизившись к умирающему, спрашивают, не хочет ли он позвать Ивинскую… Поэт отвечает, нет, не хочет.
Ивинская сидит на скамейке под окнами и молча страдает.
Там же толпятся переделкинские писатели. Они тоже скорбят и осведомляются, не нужна ли домашним какая-нибудь помощь. Им отвечают, нет, не нужна.
Пожалуй, так торжественно умирал один только старик Гете… Великий гений Иоганн Вольфганг Гете.
Пастернак ушел из жизни в ореоле мученика и как мученик был похоронен на переделкинском кладбище. Провожали его толпы народа, буквально толпы — тысячи людей… И электрички из Москвы в Переделкино шли в тот день переполненные почитателями поэта. И даже кондукторы в электричках знали, что умер великий поэт… И речи на могиле произносили крамольные — мол, загубили нашего Поэта. И к могиле Пастернака много лет не зарастала народная тропа. И это прекрасно. Прекрасно, что в России чтят и помнят поэтов…
На этом я уже хотела поставить точку и повиниться в том, что стала такой злобной и нетерпимой к фальши. Но потом вспомнила, что наш теперешний главный сатирик Владимир Сорокин припечатал (извините за грубое слово) Пастернака куда более решительно, нежели я. Речь идет о самой знаменитой сорокинской книге «День опричника».
Оказывается, и Сорокин не мог простить Пастернаку его стихотворения во славу Сталина: «За древней каменной стеной // живет не человек — деянье…» В моей памяти, как я уже писала, сохранилось всего восемь строк, два четверостишия. Сорокин цитирует стихотворение целиком, прибавив еще четыре заключительные строчки…
Тут, конечно, ключевая строчка: «Но он остался человеком». Злодей, тиран, убийца миллионов «остался человеком». Такое надо придумать.
Важно не только то, что Сорокин счел нужным припомнить покойному поэту стихотворение — хвалу Сталину. Не вынужденный стих-отписку, какие писали тогда