Об одном романе Людмилы Улицкой

В нашу «covidную» эпоху либералы-интеллигенты все чаще вздыхают по 1960–1970-м годам. Мол, не будь горбачевской перестройки и революции 1993-го с Ельциным на танке и молодым Гайдаром во главе правительства, страна сама собой преобразилась бы, а потом все устаканилось бы. И сверхвоинственная коммунистическая держава под названием СССР превратилась бы в демократическую страну типа Англии — Америки.

Я 1960–1970-е хорошо помню — никаких преобразований они, по-моему, не сулили, никакого прогресса не предвещали.

Интеллигенция в массе своей жила отвратительно: женщины бегали по очередям в поисках съестного, мужчины писали диссертации за своих тупиц-начальников. А вдвоем, или «удвоя», как говорила Шура — незабвенная нянька нашего сына Алика, — муж и жена мучительно размышляли, как бы их сыночка не забрали бы в солдаты, не засунули бы в казарму. А в 1970-е — как бы не послали в… Афганистан. Афганистан был последний аккорд в успешной политике трех последних вождей — Брежнева, Андропова, Черненко. Третий из них, Черненко, вообще управлял страной, «не приходя в сознание», — так по крайней мере тогда острили…

Ну, и что же было в ту пору хорошего? Почему то время теперь вспоминают с сожалением?

Видимо, потому, что тогда появились достойные люди — диссиденты: люди (герои и героини), которые увидели «свет в конце туннеля» коего, как выяснилось, не было и в помине.

Долго я мучительно размышляла, где же этот герой (героиня) изображены в литературе. А потом вспомнила книгу «Лестница Якова» Людмилы Улицкой — самой, пожалуй, уважаемой писательницы современной интеллигенции.

Правда, роман «Лестница Якова» вышел еще в 2004 году, но, на мой взгляд, актуальности не потерял. Романы в России живут долго, если принадлежат перу известных авторов…

Уже при своем появлении книга «Лестница Якова» получила первую премию Букера, самую тогда престижную в РФ. Хотя на эту премию претендовала и книга А. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» — но не получила. Однако о Чудакове вспоминать больше не стану, уверена: когда в будущем на Руси все придет в норму и она опять воспрянет, книгу «Ложится мгла на старые ступени» начнут читать и стар и млад, как читают аксаковские «Детские годы» и «Багрова-внука», или гаринское «Детство Темы», или «Детство», «Отрочество», «Юность» Льва Толстого…

Вернусь к Улицкой, к ее роману «Лестница Якова».

В этой книге — если кто ее не читал — прослежена история одной семьи за сто лет, от конца XIX века да конца XX столетия. Главы, где мы видим жизнь героини Норы, высокоинтеллигентной женщины, сформировавшейся, как сказано, в 1970-е, перемежаются с письмами и дневниками ее несчастного деда Якова Осецкого[30], то и дело подвергавшегося репрессиям в Советской России. Его четыре раза арестовывали, ссылали, бросили в тюрьму, отправляли в ГУЛАГ, не давали встроиться в нормальную жизнь. Но при всем этом поистине несгибаемый дед постоянно вел дневник и писал письма родным, главным образом любимой женщине, которая на короткое время стала его женой — а потом и бабушкой героини книги.

Фабула романа закручена чрезвычайно ловко. В мытарства Якова при советской власти веришь… Веришь и в жизненные перипетии его внучки Норы… По всему ясно, что Нора Осецкая, главное действующее лицо романа, — доподлинная героиня своего времени. У нее свой путь, свои незыблемые жизненные принципы. Она, что называется, хозяйка своей судьбы. И т. д. и т. п.

Однако, как известно, черт кроется в деталях — вот о них-то я и поговорю.

С первых же страниц толстого романа начинаешь удивляться Нориному отношению ко всему… съестному. К еде…

К еде Нора относится с нескрываемым… отвращением. И не к невкусным или скорее примитивным блюдам, ингредиенты которых с таким трудом добывали бабушки, мамы и тетки писательницы в СССР, но и к еде как таковой. Приведу несколько примеров. Простая женщина Варвара Васильевна на старости лет примирилась с многомудрой Норой — бывшей невесткой, матерью ее внука. В знак примирения Варвара Васильевна, домработница, ставшая мелкой служащей у себя в домоуправлении и получившая комнатушку в полуподвале (писательница несколько раз этот полуподвал поминает!), приходит по субботам в гости к Норе с… «пирогом из песочного теста с черносмородиновой начинкой». По-моему, даже не с пирогом — бери выше! — а с тортом. Неважно. Пусть будет пирог! В ответ Нора наливала чай и разрезала пирог на кусочки, вежливо откусывала, хвалила и откладывала. А после ухода бывшей свекрови отдавала пирог соседкам — видимо, по лестничной клетке, ибо Нора жила одна в трехкомнатной квартире. Но, может быть, весь рассказ о пироге-торте окрашен старой неприязнью Норы к Варваре Васильевне, которая долгие годы не хотела знать ни ее, ни собственного внука?

Ничего подобного… Вот умерла Норина бабушка Маруся — та самая Маруся, жена и Прекрасная дама деда Якова, которой он писал такие нежные, такие проникновенные письма. У Норы и с бабушкой сложились, как любят сейчас говорить, непростые отношения. Школьницей Нора бабушку обожала, боготворила, проводила у нее все свободное время, гордилась тем, что Маруся была знакома и с Крупской, и с Луначарским, да и с Качаловым тоже. Читала массу умных книг: Карла Маркса и Зигмунда Фрейда, а также модных в начале ХХ века Ибсена и Гамсуна. Прекрасно знала музыку, сама играла на рояле. Словом, была образованным человеком.

Но потом Нора со своей бабушкой разошлась — естественно, по идейным мотивам. Правда, мне, как читательнице, не совсем ясно, по каким именно. Однако в жизни всякое бывает. И, придя после смерти Маруси в ее чудовищно грязное логово-комнатенку в многонаселенной коммуналке, скорбящая Нора сознает, что ей придется устраивать поминки как для соседей Маруси, так и для родственников усопшей. Что говорить, поминки — неприятная процедура. И Нора возлагает эту обязанность на неинтеллигентных кумушек — соседей. Дает им необходимую сумму… Видимо, немалую, судя по их реакции… Все равно опять возникает столь ненавистная писательнице… тема еды.

Пока отец Норы улаживает похоронные дела с гробом, крематорием, урной… Нора скорбит, а потом едет хоронить бабушку… Соседи же тем временем сдвигают два стола на кухне и накрывают их… газетами. В старинном умывальном тазике бабушки Маруси (вспомним умывальник «Мойдодыр» Чуковского) готовят экономичный винегрет, в кувшин от этого же умывальника наливают кисель, ну и, конечно, пекут блины…