Если в скупости или излишней бережливости Эдуарда Вудстокского не додумался обвинять никто, то крайне надменное отношение к местной гасконской знати ему в вину ставили очень многие. Но были ли тому сколь-нибудь веские основания? О нём действительно говорили разное, например: «Великих сеньоров этой земли, приходивших к нему, чтобы поговорить с ним, он заставлял ждать четыре или пять дней, прежде чем снизойти до разговора с ними; а затем уже в его присутствии они должны были встать на колени и стоять на коленях четверть дня, пока он не разрешит подняться»8.
Пытаясь как можно рельефнее подчеркнуть гордыню принца, хронист впадает в явное преувеличение. Кроме того, подобное поведение в те времена никак не могло служить признаком спеси. Ведь как двести с лишним лет спустя после описываемых событий королева Элизабет I, которую англичане прозвали Глорианой и Доброй королевой Бесс, разговаривала со своим государственным секретарём и членом Тайного совета Уильямом Сесилом лордом Бёрли? Престарелый лорд был ближайшим соратником и доверенным помощником королевы, главой её тайной службы. Но все заслуги, вместе взятые, не освобождали его от необходимости стоять на коленях во время беседы с добрейшей повелительницей. Впрочем, она шла на значительное нарушение церемониала, позволяя ему — нет, не встать и тем более не присесть — всего лишь подложить под колени подушечку.
Хотя принц Уэльский и Аквитанский не был монархом, однако он являлся наследником трона Англии и полновластным правителем земель, занимавших добрую треть французского королевства. Поэтому подчёркивать своё высокое положение ему было необходимо. А откровения хрониста всё же не стоит принимать буквально.
Всё лето 1365 года Эдуард Вудстокский пытался сломить сопротивление упрямого графа де Фуа, который никак не желал приносить ему оммаж за Беарн и отказывался лично прибыть к принцу, постоянно ссылаясь на надуманные обстоятельства. Эдуард же, предупреждённый своими шпионами о двурушничестве Гастона Феба, стремился всё-таки добиться от него клятвы верности, для чего даже послал тому специальную охранную грамоту:
«Охранная грамота, выданная принцем Аквитанским Гастону Фебу. Эдуард, старший сын короля Англии, принц Аквитанский и Уэльский, герцог Корнуоллский и граф Честерский, всем, кому настоящая грамота будет представлена. Знайте, что по важному и неотложному делу мы послали за нашим дражайшим и верным кузеном графом де Фуа, дабы он прибыл к нам в Ангулем или Перигё в грядущем сентябре сего года. Для этого наш упомянутый кузен получил настоящую охранную грамоту на него самого и на всех людей, входящих в его свиту, числом до двухсот всадников со всем их имуществом, вещами и доспехами. Он должен прибыть и проживать безопасно на территории нашего упомянутого княжества Аквитания, а затем вернуться к себе свободно со всеми остальными в течение вышеуказанного месяца. А мы по нашей доброй воле обещаем за нас и всех остальных — тем прибывающим, проживающим и отбывающим не чинить никакого зла и препятствий, но доставлять все возможные удовольствия, кто бы с ним не пришёл»9.
Однако вскоре принц получил ответ от графа де Фуа. Тот заявил, что повредил ногу и никак прибыть по требованию Эдуарда не может:
«Моему дражайшему и грознейшему господину монсеньору принцу Аквитанскому и Уэльскому. Мой дражайший и грознейший господин, я получил ваши дружеские письма и виделся с вашим посланником Тома Флораком. Я получил приказ, который вы прислали со своим посланцем, чтобы я прибыл к вам как можно скорее. Знайте же, мой дражайший господин, что моя нога почти зажила, хвала Господу. И, монсеньор, я прибуду к вам, если Бог даст, в течение месяца сентября в Ангулем или Перигё — где вы будете находиться. И пусть в середине сентября прибудут туда же монсеньор Тома, ваш сенешаль, и монсеньор Жакме д’Одеби[91]. Если же, как я слышал, господин Жакме болен, а сенешаль занят вашими делами, как передал мне ваш посланник Тома, то пришлите, пожалуйста, мне с одним из этих рыцарей вашу охранную грамоту на срок, достаточный для приезда и возвращения. И пожалуйста, монсеньор, пока я следую к вам, прикажите привести собак Чандоса, а также и всех других, которые у вас есть, ибо я продемонстрирую кое-что из моих умений. Монсеньор, если я что-то могу для вас сделать, то приказывайте мне, ибо я исполню всё, что в моих силах, да защитит вас Святой Дух»10.
Естественно, что Эдуард Вудстокский не очень-то обрадовался этой велеречивой отписке, поскольку знал из заслуживавших всяческого доверия источников, что граф де Фуа вполне способен путешествовать. Более того, он был рассержен нарочито фамильярным тоном письма и особенно нахальной просьбой касательно того, чтобы высшие сановники Аквитании сэр Томас Фелтон и сэр Джеймс Одли выехали к нему навстречу. Дополнительно к этому принца вывела из себя просьба привести собак Чандоса для демонстрации графских талантов. Впрочем, конкретно по этому поводу Эдуард негодовал зря. Гастон Феб действительно был искуснейшим охотником своего времени и даже написал знаменитую «Книгу охоты», которая позже легла в основу книги «Мастер игры», автором-переводчиком которой стал племянник принца Эдуард, герцог Йоркский[92].
Но Эдуард Вудстокский вполне ожидаемо вникать в эти нюансы не стал и раздражённо написал в ответ зарвавшемуся сеньору, нарочито делая акцент на титулах и должностях упоминаемых персон:
«Эдуард, старший сын благородного короля Англии, принц Аквитанский нашему дражайшему и верному кузену графу де Фуа — привет. Вы писали нам, что из-за своей болезни не можете прибыть к нам, как обещали нашим рыцарям Жакме д’Одли, сенешалю Аквитании, и Стефану Косингтону, а также мастеру Жану Риво, нашему советнику. Затем вы обещали в ваших письмах и говорили нашему упомянутому сенешалю в присутствии упомянутого Жакме, что в течение восьми дней после того, как ваша нога будет излечена, прибудете к нам в Бордо... или в Ангулем в сентябре. Посему мы выдали наши патентные грамоты и охранные грамоты, чтобы вы могли прибыть к нам в Ангулем или в Перигё, провести там некоторое время и вернуться в течение месяца сентября. Это сказано в наших грамотах, которые мы послали вам с нашим посланником Тома Флораком, и которые были вами получены. Мы даём вам знать, что наше соглашение было и остаётся в силе, если только вы не нарушите сроков, обозначенных в наших указанных письмах и охранной грамоте, чтобы вы могли прибыть, провести тут некоторое время и вернуться в течение указанного месяца сентября без продления охранной грамоты. Явившись к нам и приведя с собой на этот срок столько рыцарей, сколько, как мы знаем, у вас есть... вы сможете вернуться назад в конце этого месяца, чему свидетельством грамоты, которые вы получили от упомянутого Тома... И мы немало удивлены, что вы столь сильно задерживаетесь, поскольку, да будет вам известно, мы имеем донесения от достойных доверия людей, от нашего упомянутого сенешаля и от Жакме — наших рыцарей, — что вы пребывали и пребываете в таком состоянии, что вполне можете ходить и способны отправиться к нам. Дражайший и верный кузен, да хранит вас Господь»11.
Несмотря на все усилия принца, его встреча с графом де Фуа так и не состоялась. Не помогло даже обращение к Шарлю V с требованием отказать упрямому вассалу в покровительстве и принудить его дать клятву верности. Хотя вряд ли французский король сильно усердствовал, чтобы исполнить просьбу Эдуарда Вудстокского, который числился у него основным и самым опасным врагом.
Углублявшиеся проблемы на восточных границах Аквитании гармонично дополнялись неприятностями на юго-западных рубежах страны. Сам того не желая, Эдуард Вудстокский оказался на передовом крае борьбы за Кастилию. Это королевство долгое время было настроено весьма враждебно по отношению к Англии. Достаточно вспомнить, что в битве при Уинчелси в 1350 году принц сражался против флота, практически полностью состоявшего из кастильских кораблей под командованием адмирала Карлоса де ла Серды. Но в 1362 году, непосредственно перед пожалованием Эдуарду титула принца Аквитанского, политика Кастилии резко изменилась: её король Педро Жестокий стал ярым сторонником союза с Англией. Договор об англо-кастильском альянсе был подписан на официальной церемонии, прошедшей 22 июня в соборе Святого Павла, чему принц был свидетелем. Тогда, в ознаменование этого события, он подарил испанским представителям Альваро Санчесу де Куэльяру и Диего Санчесу де Терраза серебряные с позолотой кубки и кувшины, а также по отрезу алого сукна. Дружба с Англией позарез нужна была кастильскому королю в качестве противовеса той поддержке, которую оказывала Франция его врагам — королю Педро IV Арагонскому и претенденту на трон бастарду Энрике Трастамарскому[93].
Заключённый договор напрямую касался принца Аквитанского: по условиям соглашения английские войска, несмотря на заключённый в Бретиньи мир, могли сражаться против французов, если бы те вторглись в пределы Кастилии. Впрочем, вражда между королевствами на Пиренейском полуострове рассматривалась Эдуардом III как местные дрязги, не влияющие особо ни на мировую, ни на английскую политику. Ему даже в голову не приходило, что войска одного из этих государств могут угрожать Аквитании, и договор с Кастилией он считал в большей степени формальным. Неудивительно, что никаких дипломатических контактов между Эдуардом Вудстокским и Педро Жестоким не было в течение почти трёх лет.
Немного другие отношения складывались у принца Уэльского с Шарлем Злым, которого он негласно поддерживал, хотя и откровенно недолюбливал за жадность и склонность к интригам. Особой необходимости пакостить французам у Эдуарда Вудстокского вроде как не было — мирный договор всё ещё худо-бедно, но действовал. Но принц имел несколько причин личного свойства, чтобы не мешать королю Наварры мутить воду — выдвигать претензии на герцогство Бургундское и готовиться воевать за него с самим королём Франции. Во-первых, Эдуард Вудстокский видел в французах врагов, и никакие мирные договоры не могли заслонить для него этот факт. Во-вторых, он был весьма дружен с капталем де Бюшем, который подумывал о женитьбе на сестре Шарля Наваррского и был глубоко втянут в его бургундскую авантюру. В-третьих, ближайший советник принца сэр Джон Чандос носил титул сеньора де Сен-Совер и его владения располагались в самом сердце нормандского домена Шарля Злого.
Во многом исходя их этих соображений, Эдуард Вудстокский согласился встретиться с королём Наварры и даже отправился на встречу с ним в Ажен, хотя в ту зиму стояли такие морозы, каких не могли припомнить даже старожилы. Переговоры прошли с глазу на глаз в январе 1364 года. О чём шла речь, никому не известно, но из последовавших событий можно сделать вывод, что принц пообещал предоставить войскам Шарля свободный проход через своё княжество, а также позволил ему нанимать суда в портах Аквитании и солдат среди её населения. В подтверждение этих предположений в марте 1364 года через Гиень из Наварры прошёл передовой отряд под командованием капталя де Бюша, а затем в августе и основные силы, которые вёл на Ла-Шарите и Шербур брат наваррского короля Луи д’Эвре. Правда, задуманная Шарлем Злым афера успехом не увенчалась и наваррско-гасконская армия под командованием капталя де Бюша 16 мая была разгромлена Бертраном дю Гекленом в битве при Кошереле. После такого триумфа восторженные французы, с охотой поверившие в то, что у них появился, наконец, гениальный полководец, прозвали дю Геклена Орлом Бретани и Чёрным Псом Броселианда.
Однако плод этой победы оказался не так уж и сладок. К тем бандам, которые бродили по Франции со времён
Французские власти и папские чиновники были готовы на всё, чтобы спровадить беспокойных головорезов куда-нибудь подальше, а в идеале ещё и выполнить их руками какую-нибудь полезную работу. Так родился план организовать из банд рутьеров армию для крестового похода, формально направленного против мавров, которые всё ещё удерживали юг Пиренейского полуострова. Однако на самом деле — и это ни для кого не было секретом — реальной целью являлась Кастилия, а вольные отряды сбирались в помощь бастарду Энрике Трастамарскому, который мечтал сбросить с трона своего брата Педро Жестокого.
Командовать рутьерами был поставлен Бертран дю Геклен, сделавший себе имя по иронии судьбы как раз на борьбе против этих самых банд. Организаторы экспедиции планировали потратить на неё 300 тысяч золотых флоринов — по одной трети суммы должны были внести король Арагона, король Франции и папа Урбан V[94]. Ядро армии составляли сильные отряды бретонских рутьеров под командованием англичан Хью Кал вели и Мэтью Гурнэ, а также геннегаусца Эсташа д’Абришикура. К ним присоединились французские капитаны Жан де Бурбон граф де ла Марш, Пьер II де Вилен принц д’Ивето, прозванный Заикой, и маршал Арнуль д’Одреем.