После окончания экспедиции 1359—60 годов и заключения мира в Бретиньи Эдуард Вудстокский традиционно самоустранился от активного участия в государственных делах — в мирной жизни ему с избытком хватало забот, связанных с управлением собственными владениями. При этом он, естественно, оставался членом королевского совета и вторым человеком в стране по влиянию благодаря своему высокому титулу, воинской славе и любви, которую к нему испытывали все слои английского общества. Поэтому принц при всём своём желании не имел права пропускать особо важные мероприятия, вроде открывшейся 24 января 1361 года сессии Парламента в Вестминстере. Впрочем, тут ему удалось совместить неприятное с полезным — он умудрился в перерыве между заседаниями принять оммаж от нескольких крупных арендаторов, оказавшихся в столице по своим делам.

Весной в Англию накрыла ещё одна волна эпидемии чумы. Среди жертв болезни, которую хронисты нарекли Второй моровой язвой, оказался прославленный дипломат и военачальник Генри Гросмонтский, герцог Ланкастерский, скончавшийся 23 марта. Три недели спустя состоялись его пышные похороны в коллегиальной церкви Ньюарка, им же основанной. Эдуард Вудстокский присутствовал на похоронах, как и все члены королевской семьи, и принял участие в ритуале, накрыв гроб соратника двумя полотнами золотой парчи.

От страшной болезни умерло несколько рыцарей ордена Подвязки: в октябре скончались сэр Рейнолд де Кобэм и сэр Уильям ФицУарин. На ежегодном орденском празднике 23 апреля Эдуард заметил ещё одно пустующее место — Томас Холанд, муж прелестной Джоанны по прозвищу Прекрасная Дева Кента, скончался в минувшем декабре в Нормандии, хотя и не от чумы.

Эпидемия столь яростно свирепствовала в Лондоне, что с 10 мая все публичные заседания были отложены сначала на шесть недель, а затем до Михайлова дня. Лето принц провёл подальше от столицы, поскольку в Лондоне риск заразиться был крайне велик. Он жил то в своих манорах Уолтэм и Байфлит, то в Кеннингтоне, где всего несколько лет назад закончились работы по реконструкции. Перестройку Эдуард Вудстокский затеял ещё в 40-х годах, однако спустя десять лет он понял, что общая планировка дворца ему категорически не нравится. Поэтому после 1353 года большая часть зданий, в том числе и недавно построенных, была разобрана и снова переделана под руководством великого мастера Генри Йевеле. Для самого принца архитектор создал новый зал с палатами и гардеробом, вписанный в общий комплекс. Его длина составляла почти 27 метров, а ширина — 15 метров. Зал был облицован серо-зелёным райгейтским камнем[86] и украшен статуями, полы покрыты изразцами, как в замке Райзинг — с гербами принца. Он отапливался несколькими каминами, а крыша была сложена из плитки. Личные апартаменты Эдуарда располагались под прямым углом к залу, и лишь немного уступали ему по размерам и пышности отделки. В отдельно стоящих полукаменных-полубревенчатых зданиях размещались кухня и помещения для слуг. К югу и западу от главного комплекса принц приказал разбить большой сад, где помимо прочего высадили виноград.

Пока Эдуард Вудстокский обустраивал свои владения и наслаждался жизнью в выстроенной полностью по его вкусу резиденции, Эдуард III вынашивал планы по передаче своему воинственному сыну управление Аквитанией. Собственно, эта мысль не покидала короля с тех пор, как он отправил его за море наместником. Принц должен был прибыть в Аквитанию до конца 1361 года — коннетаблю Бордо в октябре было выделено 9350 фунтов на содержание свиты принца, а некоему Конраду Даффлену в ноябре заплачено 20 фунтов в качестве компенсации расходов по организации переезда в Гиень. В патентных грамотах, датированных 15 февраля 1362 года, Эдуард Вудстокский уже именовался принцем Аквитанским и Уэльским. Сэр Джон Чандос, исполнявший обязанности наместника, в своих донесениях в Лондон писал об Аквитании как о княжестве, а не герцогстве — то есть наместник доподлинно знал о планах короля сделать эту землю феодальным леном принца.

Однако сроки отплытия Эдуарда в его новые владения всё время откладывались, и виной тому была очень важная причина. В июне 1361 года наследнику английского престола исполнился 31 год, а он всё ещё не был женат, несмотря на многочисленные матримониальные прожекты. По воле отца они сопровождали его жизнь буквально с пелёнок, но всегда оставались при этом строго в рамках дипломатических манёвров. Эдуард Вудстокский вёл жизнь типичного холостяка в окружении верных друзей, управлял своими владениями, проводил время в воинских походах, рыцарских забавах и пирах. Аскетом он отнюдь не был, и имел вполне традиционные наклонности — в отличие, скажем, от того, что молва приписывала его деду Эдуарду II. От некоей Эдит Уиллсфорд у него рос десятилетний незаконнорождённый сын Роджер Кларендон. Хотя принц официально его так и не признал, это не помешало впоследствии королю Генри IV, вопреки всем законам захватившему трон Англии, казнить бастарда в 1402 году в Тайберне по обвинению в государственной измене. Узурпатору явно не давало покоя родство Роджера с прославленной старшей династической линией.

Те, кто не был близко знаком с Эдуардом Вудстокским, могли подумать, что он покорно ждёт, когда отец подберёт ему достойную пару. В те времена практически все браки в семьях правителей и знати заключались не по любви, а строго из соображений политической целесообразности: они служили цементом, скреплявшим союзы между странами. Принц действительно до определённого момента не придавал большого значения женитьбе и обвенчался бы согласно воле отца. Однако его равнодушие как рукой сняло, когда он понял, что встретил свою настоящую любовь.

По общему мнению, его избранница Джоанна Прекрасная Дева Кента считалась одной из самых красивых женщин в Англии. Она происходила из знатной семьи, гордившейся родством с королевской фамилией. Её отцом был Эдмунд, граф Кентский, сын Эдуарда I. От него Джоанна унаследовала громкие титулы графини Кентской, баронессы Вудсток и баронессы Уэйк. Красавица воспитывалась при дворе королевы Филиппы Геннегауской и когда ей исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет, сочеталась браком с сэром Томасом Холандом. На брачную церемонию было приглашено лишь очень ограниченное количество гостей, а сам факт свадьбы по непонятным причинам держался в строгом секрете. Поэтому, когда сэр Томас отбыл по королевскому приказу в Кале, никто не просветил Уильяма Монтекьюта, графа Солсберийского, сделавшего предложение Джоанне, что она уже замужем. Более того, семья юной красавицы оказала на девушку сильнейшее давление, вынудив её молчать о первом браке. В итоге граф, ничего не подозревая, женился на Прекрасной Деве Кента.

Когда Томас Холанд вернулся в Англию, он не стал мириться с потерей жены и немедленно обратился к папе с просьбой рассмотреть это запутанное дело. Папа назначил своим представителем кардинала Робера Адемара, который пришёл к выводу, что претензии сэра Томаса вполне обоснованны. Папской буллой брак Джоанны с графом Солсберийским был расторгнут. Шум вокруг расследования, связанного с этими двумя браками, поднялся изрядный, и даже Эдуард Вудстокский захотел внимательнее рассмотреть его виновницу. Тут-то он и влюбился в Джоанну. Не имея возможности стать её мужем, принц постарался сдружиться с семьёй Холандов, что ему прекрасно удалось: он даже стал крёстным отцом их сыновей Томаса и Джона.

Сорокапятилетний Холанд неожиданно скончался в 1360 году, после чего богатая вдова стала завидной партией для любого, даже самого знатного дворянина христианского мира. Эдуард Вудстокский не стал медлить. Дождавшись окончания траура, он решительно бросился на штурм прекрасной крепости и добился согласия Джоанны. Весной состоялась их помолвка, а в начале лета оруженосец принца Николас Бонд отбыл в Авиньон, чтобы получить у папы необходимое разрешение на брак. Диспенсация[87] была необходима, поскольку Дева Кента приходилась Эдуарду Вудстокскому двоюродной тёткой, а кроме того, он был крёстным её детей и состоял, таким образом, с ней в духовном родстве.

Николас Бонд не встретил никаких трудностей при выполнении своей миссии. Иннокентий VI, как и все прочие авиньонские папы, выступал на стороне французов, а брак принца лишал англичан по крайней мере одного опасного дипломатического оружия. Тем не менее за удачно выполненное поручение принц вознаградил своего посла: «Николасу Бонду, в качестве дара от принца за его расходы по путешествию в Авиньон по делам принца, пребыванию там и возвращению, 100 фунтов»¹. Эдуард Вудстокский также распорядился в благодарность папе построить в Нормандской крипте Кентерберийского собора часовни для двух священников с ежегодным содержанием каждого в 40 марок. Ещё он приказал украсить часовню Девы Марии, изобразив на запрестольной перегородке лицо своей любимой Джоанны.

Все необходимые документы, описывавшие историю двух предшествующих браков невесты, вместе с диспенсацией без промедления были направлены Саймону Ислипскому, архиепископу Кентерберийскому. Поскольку брачный договор между принцем Уэльским и графиней Кентской был заключён ещё до получения разрешения от папы, архиепископу пришлось законным образом его расторгнуть и дать молодожёнам полное отпущение грехов, чтобы не возникало никаких препятствий к третьему браку.

Через месяц, 6 октября, состоялась повторная помолвка принца и графини. Брачная церемония была пышной. Её провёл в Виндзоре 10 октября 1361 года архиепископ Кентерберийский, которому ассистировали высшие сановники английской церкви — её канцлер епископ Уинчестерский, вице-канцлер епископ Линкольнский, регент епископ Солсберийский, капеллан епископ Вустерский, а также аббат Вестминстерский. В числе свидетелей и гостей находились король Эдуард III, королева Филиппа Ееннегауская, братья принца Джон Еонтский и Эдмунд Лэнглийский, его тётка Джоанна Тауэрская, королева Шотландии, сестра Изабель, графы Уорикский и Саффолкский.

По вполне понятным причинам короля Англии не мог радовать выбор сына, не суливший стране абсолютно никаких дипломатических выгод. Однако отец решил не перечить принцу, и на то у него были как минимум две веских причины личного свойства. Во-первых, сам Эдуард III в своё время женился по любви, хотя в том случае политическая необходимость и влечение сердец чудесным образом совпали. Во-вторых, король прекрасно знал твёрдый и непреклонный характер Эдуарда Вудстокского и вовсе не желал ставить под угрозу свои отношения с наследником трона — до сих пор между отцом и сыном царили взаимопонимание, любовь и уважение.

Однако такой брак не мог не вызвать кривотолков. И действительно, некоторые хронисты — понятное дело, в основном французские — пытались всячески его дискредитировать. Одни писали, что принц всё-таки рассорился с отцом, который то ли имел виды на сноху, то ли уже был её любовником, вспоминая при этом историю с девизом ордена Подвязки. Они утверждали, что разгневанный король сослал сына в Аквитанию в качестве наказания за непослушание. Другие осторожно намекали на незаконность брака, имея в виду или предыдущие замужества графини Кентской, или условия диспенсации. Но никаких доказательств того, что между принцем и королём пробежала чёрная кошка, никто из недоброжелателей Эдуарда Вудстокского представить не смог, и все их домыслы выглядели неубедительно.