— Хорошо, веди.
— Да, — как-то робко кивнул Верон. Он испытывал стыд за свою бедность и понимал, что не заслуживает Анны никоим образом, что имя ничего не значит и даже его чувства — это всего лишь дым, но все же не смел отступать от надежды, что их взаимность настоящая и что девушка не угнетается его присутствием, подчиняясь воле родителей.
А Анна даже не замечала метаний, по-хозяйски осматриваясь по сторонам и уже ощущая себя владелицей всего этого. Когда они поднялись на второй этаж, девушка с любопытством остановилась перед длинным рядом портретов, на самом первом из которых даже не было видно толком лица.
— Предки? Расскажи мне.
— Да, это, кажется, какой-то очень важный был предок, жил то ли в двенадцатом, то ли в тринадцатом веке. Он владел этими землями и получил их от короля, — Верон с неудовольствием пошел вдоль портретов, потемневших от времени. — А этот вроде как мой троюродный прапрадед, тоже славный воин и… самодур. Про него много дурного говорят в народе. Рыжим псом называют. Не знаю, слышала ты или нет, но он людей за любую провинность топил.
— Нет, не слышала, — откликнулась Анна, и не очень долгая экскурсия продолжилась. Девушка с интересом слушала, подбадривающе кивала, переспрашивала, всячески демонстрируя свой интерес. Все-таки через Верона она породнится со всем рядом этих породистых морд… Портреты заканчивались на бабушке и дедушке жениха, отца и матери не было и Учинни, дабы отвлечь юношу, тут же повела его к лестнице на первый этаж.
— Надеюсь, спальни нам приготовили? — поинтересовалась она с шутливой улыбкой на лице.
— Твой отец уверил, что да. Но я надеюсь, что не придется спать в моей детской, — Верон улыбнулся и решительно направился к лестнице, опасаясь за жизнь Анны. Здесь слишком скрипели доски, а внизу было немного безопаснее.
Слуга, ожидавший господ, проводил их в маленькую гостиную, где уже накрыли стол, а потом показал комнаты, куда привезли все необходимое для ночлега.
ГЛАВА 9
Вечер Анна и Верон провели за разговорами, постоянно то и дело касаясь друг друга, а потом долго прощались у порога комнаты Учинни.
Анна даже трепетно поцеловала жениха в щеку, приобнимая, вспоминая, как вчера они весь вечер танцевали.
— До завтра? — юноша сжал пальцы любимой сильнее и открыл дверь. В нем что-то жутко боролось и не желало отпускать Учинни, но следовало соблюдать ритуал, который заведен веками, и потому жених через секунду покинул коридор, оставив Анну одну.
Девушка вздохнула и закрылась в комнате в сладостных мечтах, будоражащих тело. Она даже отослала прочь слугу и принялась переодеваться перед сном. Мысли о Вероне вдохновляли неимоверно, так что забравшись в постель, Анна прикрыла глаза и принялась представлять юношу голым.
Именно тогда окошко заскрипело неожиданно, распахиваясь и впуская холодный воздух внутрь, упала на пол подставка со свечой, и та, последний раз сверкнув, погасла на ковре, даже не попытавшись подхватить ворс, а по одеялу навстречу Учинни поползла рябь холодных касаний.
Анна вздрогнула от неожиданности и недоуменно посмотрела в сторону окна, отвлекшись от увлекательных грез. Поежившись, девушка выбралась из постели, чтобы его закрыть — завывания злого ветра разгоняли желание продолжать.
Но что-то было настойчивее страха девушки и внезапно прижало ее лицом к стене, чтобы коснуться ног, а потом проникнуть и между них. Липким ужасом спеленало и коснулось вновь дыханием ледяной безмятежности, слишком реальной, чтобы это мерещилось лишь сном, пришедшим побудоражить нервы.
В первый момент Анна дернулась, не понимая, что происходит, потом еще пару раз, но безрезультатно. Приятная прохлада деревянной панели постепенно сменялась могильным холодом, и девушка замерла, покрывшись липким потом. В душе всколыхнулись все воспоминания, что она пыталась задавить последние четыре года.
— Здравствуй, — голос не изменился, а только наполнился новыми оттенками, которые в детстве невозможно понять. Полный эротизма, скрытой опасности, голода и даже некоторого обожания по отношению к предмету пытки. Липкая паутина оплела запястья и приклеила Анну к стене плотнее. — Достаточно нескольких лет, чтобы твоими мыслями и телом завладел кто-то другой…
Первобытный ужас, испытанный в детстве вновь наполнял тело Учини, и она еще раз дернулась в слепой попытке вырваться. Убежать. Прочь от создания, которое чуть не погубило в детстве и теперь зачем-то вернулось.