— Странно. А здесь все в этом уверены. Но это, конечно, ничего не значит. Послушайте, что говорят в очередях и на рынках. Вот взяли Кронштадт, вот союзники в Финляндии и так далее. Лично я думаю, что они только все испортят. Никто на самом деле не понимает России, даже мы сами. Кроме, пожалуй, Троцкого, — добавил он, подумав, — или немцев.

— Немцев? Вы так думаете?

— Разумеется. Пруссачество — вот чего мы хотим. Вы видели этих толстощеких комиссаров в кожанках с тремя-четырьмя револьверами за поясом? Или матросов с золотыми часами и кольцами, как они прогуливаются со своими потаскухами по Невскому? Эти мерзавцы, я вас уверяю, будут землю носом рыть весь год, не жалея сил, потому что если сюда придут белые, то всех комиссаров повесят, выпотрошат и четвертуют. Кто-то же должен работать, чтобы все не замерло. Помяните мои слова, сначала большевики заставят работать своих коммунистов, дадут им всяческие привилегии и власть, а потом уже коммунисты заставят работать всех остальных. Да здравствует кнут! Снова старые добрые времена! А если вам они не по нраву, будьте любезны на Гороховую! Тьфу! — содрогнулся он. — Гороховая! За вас, Павел Иваныч!

Зоринский много пил, но с виду не пьянел.

— Кстати, — резко спросил он, — вы ничего не слышали от Марша?

— Да, слышал, — сказал я, — он в Финляндии.

— Что?! — заорал он, привстав из-за стола и мертвенно побледнев.

— В Финляндии, — повторил я, удивленно глядя на него. — Он скрылся позавчера.

— Он скрылся! Ха-ха-ха!

Зоринский сел на место. Его минутное выражение исчезло так же быстро, как и появилось, и он громко расхохотался.

— Вы это всерьез? Ха-ха-ха! Боже мой, да они взбесятся! Вот это умно, черт побери! Вы знаете, что в городе все вверх дном перевернули, чтобы его найти? Ха-ха-ха! Вот это действительно хорошая новость, ей-богу!

— А вы-то чего так радуетесь? — полюбопытствовал я. — Сначала вы как будто…

— Я просто был поражен. — Он говорил быстро и с некоторым возбуждением. — Разве вы не знаете, что Марша считали руководителем союзных организаций и опаснейшим человеком? Но по какой-то причине они были абсолютно уверены, что схватят его, на сто процентов. Они же взяли в заложники его жену, или мамашу, или кого там еще?

— Жену.

— Ей не поздоровится, — жестоко рассмеялся он.

Теперь пришел мой через удивиться.

— Что вы хотите сказать? — спросил я, стараясь не выдать волнения.

— Ее расстреляют.

С большим трудом мне удалось сохранить тон обычного безучастного любопытства.

— Так вы в самом деле полагаете, что ее расстреляют? — с сомнением сказал я.