Он привел обычный тезис: у республиканцев нет политики. «В качестве замены ее Эйзенхауэр попытался улыбаться русским, госдепартамент хмурился им, а Никсон делал то и другое. Ничто не помогло… Задача заключается в восстановлении нашей мощи и мощи свободного мира, с тем чтобы доказать Советам – время и ход истории не на их стороне, баланс сил в мире меняется не в их пользу». Затем Кеннеди начертал программу из двенадцати пунктов, на которой, в сущности, базировалась стратегия «гибкого реагирования», положенная в основу внешнеполитического курса администрации демократической партии с 1961 года.
Необходимо иметь превосходящие ракетно-ядерные силы; решительным образом расширить обычные вооруженные силы; укрепить НАТО; увеличить помощь развивающимся странам; по-новому вести дела со странами Латинской Америки и Африки; решительнее проводить политику в германском вопросе, включая Берлин; вносить раскол в социалистический лагерь; пересмотреть политику в отношении Китая; заняться проблемами разоружения, а главное – строить «более сильную Америку».
Заключая речь, Кеннеди сказал: «Америка сегодня, заявил вице-президент в субботу национальному комитету своей партии, является самой сильной военной державой, самой сильной экономической державой с самыми лучшими системой образования и учеными на нашей земле». Кормить американский народ в предстоящие месяцы такими утверждениями, сводить положение нашей страны к все более и более громким речам, держа все меньшую и меньшую дубину, – значит пожертвовать долговременными нуждами нации в пользу краткосрочных иллюзий безопасности». Речь задала тон предвыборной кампании демократов.
11 июля открылся конвент демократической партии в Лос-Анджелесе. 4509 делегатов, 4750 журналистов. С ними родственники, знакомые. Всего в город съехалось 45 тысяч человек. Радостная толпа встретила Кеннеди на аэродроме. Едва он сошел с самолета, как громадный человек в коричневом костюме схватил Джона за лацканы пиджака и привлек к себе. Толпа восторженно заревела – дружеские объятия! Полиция определила точнее: душевнобольной! И с трудом вырвала помятого, побледневшего кандидата из медвежьих объятий.
Кеннеди все до единого явились в Лос-Анджелес. Но на банкете, данном семьей делегатам конвента, председательствовала мать, отец не появлялся. Он прятался на вилле, тайком снятой для него. На улицах гремели оркестры, проходили шумные демонстрации. Лос-анджелесцы несли и такие лозунги: «Молитесь, христиане! Мы хотим богобоязненного человека, а не человека, управляемого из Рима или Москвы». Опять прямой намек на Кеннеди. Он огрызнулся: «Что, я потерял право быть президентом 42 года назад в церковной купели?»
Когорты партийных активистов тепло рекомендовали делегатам избрать кандидатом в президенты либо Э. Стивенсона, либо Л. Джонсона. Последним очень хотелось в Белый дом, только никак не могли договориться, кто же из них будет вице-президентом. Л. Джонсон, официально выдвинувший свою кандидатуру 5 июля, великодушно сообщил, что «не может допустить, чтобы рядом со мной вертелся 42-летний парень, пусть вице-президентом будет Эдлай (Стивенсон)». Он задавал риторический вопрос: «Не решен ли исход в какой-то задней комнате, и остается только объявить об этом делегатам?».
Руководитель кампании по выборам Джона Роберт Кеннеди не прятался, он был на виду. Приказывал, кричал, что капрал на плацу, уговаривал, запугивал. Люди Роберта надзирали за картотекой, в которой значилось 3200 человек из участвовавших в конвенте. С ними поддерживался прочный контакт. Английский журналист, увидев Роберта, исступленно бранившего какого-то политика, обратился к жене Роберта Этель: не будет ли она возражать, если мужа сравнят с «индейцем, собирающимся снять скальп?». «Нисколько, – отозвалась Этель, – именно это он обычно и делает!». Другие наблюдатели смотрели на Роберта куда менее вежливыми глазами, заключив, что он человек резкий, нетактичный, беспощадный. Но никто не отрицал энергию, с которой он пробивал дорогу старшему брату.
Л. Джонсон внушительно заговорил о международных делах. Суровый реалист Джон Кеннеди, памятуя о проделанной им организационной работе, усмехнулся: «Линдону нужна помощь, но не из Парижа или Москвы, а из крупных городов Севера и с Запада». А в них машина Кеннеди утвердилась. Пока сторонники Стивенсона ревели и свистели на конвенте, Л. Джонсон вызвал Кеннеди на словесный поединок перед телевизионными камерами. 12 июля они встретились, передача транслировалась по всей стране, в зале сидели делегации от Техаса и Массачусетса на конвенте. Перед ними – прижавшиеся друг к другу, настороженные Джон и Роберт Кеннеди.
Лидер демократического большинства припомнил известные грехи сенатора, так и не научившегося высиживать на заседаниях. Джонсон говорил о круглосуточных бдениях в сенате: противники закона о гражданских правах тянули заседание, ища момента, когда в зале не окажется кворума. Им это было нужно, чтобы внезапно поставить вопрос на голосование и сорвать принятие закона по процедурным мотивам. «В течение шести дней и ночей, – раздельно говорил Джонсон, обращаясь к телевизионным камерам, – я должен был представить по первому требованию кворум – 61 сенатора, чтобы заседание продолжалось и сенат мог принять закон. Я горд сообщить вам, что за это время проводилось 50 перекличек и каждый раз слышался голос – Линдон Джонсон здесь! В то же время некоторые вознамерившиеся пройти в президенты на платформе гражданских прав ни разу не ответили на перекличках».
Пошептавшись с Робертом, Джон со светлой улыбкой насмешливо ответил: «Он сослался на недостатки других кандидатов в президенты. Поскольку никто не назван по имени, я полагаю, что речь идет не обо мне. Сенатор Джонсон в самом деле вел себя чудесно, отвечая на всех перекличках, и я хвалю его за это. На них я действительно не присутствовал – я не лидер большинства… Поэтому сегодня я полой восхищения сенатором Джонсоном, преисполнен любви к нему, всецело поддерживаю его как лидера большинства и убежден, что сработаюсь с ним как с лидером большинства». Гомерический хохот потряс зал, сотрясались от смеха миллионы американцев перед телевизорами.
На следующий день «Нью-Йорк таймс» сообщила: «Лос-Анджелес. 13 июля. Сенатор Линдон Б. Джонсон завершил свою кампанию за выдвижение в президенты от демократической партии серией личных нападок на сенатора Джона Ф. Кеннеди и его семью.
Техасец, уверенный в себе и своей победе, косвенно обрушился на богатство семьи Кеннеди, на его отношение к маккартизму и довоенную позицию отца Кеннеди относительно Гитлера.
В цветистой речи он объявил, что звезда Кеннеди остановлена, и предсказал «мятеж» делегатов, которые, по его выражению, как «овцы за бараном», шли за кандидатом от штата Массачусетс…
Некоторых уверенный вид мистера Джонсона убедил. Другим его тактика казалась тактикой человека, делающего последнюю попытку предотвратить поражение».
Джонсон понимал, что клан Кеннеди времени не теряет. Накануне конвента распространились слухи, что у Джонсона инфаркт, а иногда сплетничали, что он уже умер. Поймав в кулуарах конвента Роберта, секретарь Джонсона Б. Бейкер сказал: «Знаешь, Бобби, Линдону наплевать на все, что вы тут ему делаете, за исключением одного. Он не может простить слухов, распространившихся одновременно в Далласе, Хьюстоне и Остине накануне конвента демократической партии в штате Техас о том, что Линдон Джонсон умер от сердечного приступа. В редакцию хьюстонской «Пост» за день позвонили три тысячи человек. Линдон не любит таких шуток». Роберт горячо отверг инсинуации. Но Джонсон стоял на своем: «Это проделки маленького мерзавца Бобби!»
А на конвенте сторонники Э. Стивенсона организованно завывали, требуя выдвинуть его в президенты. Они сумели провести почти 4 тысячи своих людей на галереи, откуда раздавались непрерывные крики: «Хотим Эдлая!» Оглушительное единодушие оказалось блефом, когда вечером 13 июля начался подсчет. Клан Кеннеди точно знал обстановку: была установлена специальная телефонная связь с делегациями, в зале конвента восемь групп (каждая с переносным радиопередатчиком) немедленно реагировали на малейшие изменения настроений. За всем надзирал Роберт Кеннеди. Делегация за делегацией отдавали свои голоса Кеннеди. Ему нужно было набрать 763 голоса, он получил 806, Джонсон собрал 409, Стивенсон – 79, остальные разделили второстепенные кандидаты.
Политические боссы, обеспечившие победу, поспешили в маленький коттедж, где размещался узел связи кандидата. Они собрались там – А. Гарриман, Д. Бейли, мэр Чикаго Д. Дейли, Д. Маккормик из Бостона и другие. «Вот он идет», – сказал кто-то. Разговоры смолкли. Легкой, танцующей походкой вошел Кеннеди, выглядевший необычно молодым по сравнению с собравшимися. Оп подошел к Роберту и Шриверу, стоявшим отдельно, пожилые почтительно ждали в десятке шагов. Роли переменились: перед ними был вероятный будущий президент, и подойти к нему можно было только по приглашению. Оно последовало; кандидат, его родственники, губернаторы, мэры и боссы в оживленной беседе наспех вновь пережили перипетии борьбы, от которой еще не улеглась пыль.
Осталось выдвинуть кандидатуру в вице-президенты. Ожидали, что Кеннеди изберет человека либеральных взглядов. Однако, посоветовавшись с отцом, он предложил взять Линдона Б. Джонсона. Всеобщее недоумение в окружении Кеннеди, и не только из-за выбора – политики не верили, что Л. Джонсон предпочтет должность вице-президента посту лидера большинства в сенате. Джонсон уже высказался, имея в виду, что единственная прерогатива вице-президента председательствовать в сенате: «Я не обменяю право голосовать на молоточек». Кеннеди понимал, что выдвижение Джонсона несомненно вызовет недовольство лидеров организованного рабочего движения и либерального крыла партии. Он, по-видимому, полагал, что неудобства с лихвой компенсирует твердая поддержка партийных руководителей южных штатов. Им техасец Джонсон был по сердцу.
Утром 14 июля по поручению Кеннеди редактор «Вашингтон пост» Ф. Грэхам явился в номер отеля к Л. Джонсону и повел с ним переговоры. Джонсон с трудом понимал, почему вдруг именно ему надлежит баллотироваться в вице-президенты. Уселись в спальне на кровати – Грэхам, Джонсон, жена Джонсона. Они никак не могли прийти к определенным выводам. «Тогда, – писал Ф. Грэхам, – около 2 часов 30 минут я соединился с Джоном по телефону (прямо из спальни)… Он сказал, что все перепуталось – ряд либералов против ЛБД. Сейчас он как раз совещается с некоторыми из них, и они настаивают на Саймингтоне… Он попросил позвонить через три минуты и сообщить окончательное мнение… Я снял часы и положил у телефона. Мы оба решили, что при этих обстоятельствах три минуты означают десять, и в 2 часа 40 минут вновь позвонил Джону… Он совершенно спокойно ответил: «Все улажено. Скажи Линдону, что я хочу его, Лоуренс выдвинет его кандидатуру на конвенте».
Едва успел положить трубку, ворвался Роберт Кеннеди и с порога зачастил – против Джонсона оппозиция, ради единства партии пусть снимет свою кандидатуру. Джонсон был вне себя от бешенства. Никто ничего не понимал. С трудом дозвонились до Джона. Тот выругался, подтвердил свое предложение. Позвали к телефону Роберта. Переговорив с братом, Роберт швырнул трубку и вылетел из комнаты. А в холле отеля уже стоял Джонсон с супругой. Они выглядели, по словам Ф. Грэхама, как «люди, пережившие авиационную катастрофу». Джонсон вертел в руках листок с текстом заявления о том, что он согласен быть кандидатом в вице-президенты.