Кеннеди, добиваясь популярности, еще законодательствовал в сенате. Вместе с Р. Кеннеди он принял активнейшее участие в подготовке антирабочего закона Ландрама – Гриффина, вступившего в силу в 1959 году. Сенатор был среди тех, кто настоял на крупных ограничениях прав профсоюзов. Даже прожженный профбюрократ Дж. Мини бросил в лицо Кеннеди: «Я могу только сказать: спаси бог нас от наших друзей». «То же могу сказать и я», – невозмутимо отозвался сенатор.
Главное было сделано – закон прошел. Что касается публичного отношения к организованному рабочему движению, то в октябре 1959 года сенатор выступил на съезде объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности и горячо заявил: «Я понимаю, что закон о трудовых отношениях 1959 года – не тот закон, которого хотели вы и я. В нем содержится много статей, вписанных врагами рабочих». Тут же Кеннеди подкрепил симпатии к «рабочему движению» делами: различного рода маневрами он сумел погасить обвинения в коррупции руководства этого профсоюза. За это он удостоился признательности со стороны У. Рейтера и части профбюрократов, избавленных от публичного позора.
Популярность Кеннеди кругами шла по стране. Летом 1959 года отъявленный расист, губернатор штата Алабама Д. Паттерсон объявил, что поддержит кандидатуру Кеннеди в президенты. Он оказал поистине медвежью услугу – лидеры движения афроамериканцев пришли в ужас. В связи с поддержкой Паттерсона они призвали черных и их друзей исключить Кеннеди из числа кандидатов. Заявление Паттерсона – «жернов на моей шее», жаловался Дж. Кеннеди. Он пригласил видных негритянских деятелей, поддерживавших демократов, и еще раз объяснил, что заявление Паттерсона – «самый тяжкий крест, который мне приходилось нести». Не очень помогло, редактор негритянской газеты «Нью-Йорк ситизэн колл» Ч. Стоун писал в передовице: «Есть одна вещь, которую нельзя купить за деньги, – либеральную и честную позицию в отношении негров и их борьбы за равноправие. Кеннеди – тот человек, который завтракает с одним из величайших ненавистников негров – Паттерсоном. Кеннеди – тот человек, который ездил в штат Миссисипи, произнес там речь, покрытую горячей овацией. Разве можно назвать человека другом негров, если его встречают овацией в Миссисипи?»
Реноме политического деятеля, озабоченного судьбами страны, подрывали, однако, финансовые проделки отца. Старик не бросал своего основного занятия – спекуляции. В конце 50-х годов он продал в Нью-Йорке за 2,4 миллиона долларов старое здание, предназначенное к сносу, которое стоило, как он сам показал под присягой, 1,1 миллиона долларов. Площадку приобретали городские власти, здесь сооружался Линкольновский центр искусств. Дело дошло до суда, председательствующий мудро заключил: пусть город заплатит 2,4 миллиона долларов, хотя владелец старого здания и проявил «жадность». Налогоплательщики переплатили 1,3 миллиона долларов. Эти досадные «мелочи» порядком досаждали Дж. Кеннеди и удваивали его рвение в поисках дела, которое обеспечило бы верное движение к заветной цели – Белому дому. Он старался говорить и писать побольше.
Интеллектуальный уровень устной и печатной продукции Кеннеди на исходе 50-х годов резко выделялся в политической общине. Он не скрывал, что стремился достичь синтеза политики и науки. «Среди первых великих политических деятелей нашей страны, – писал сенатор или писали от его имени – тех, кто дал ей рождение в 1776 году, а в 1787 году дал ей крещение, находилось большинство крупнейших писателей и ученых нации». Однако ныне «разрыв между умственным работником и политиком, по-видимому, растет… ныне эта связь почти утрачена. Где они, ученые – государственные мужи? Нынешний американский политик опасается, если не брезгует, вступить в ученый мир с мужеством Бевериджа». Словечко «мужество» неизменно украшало речи сенатора: «Авраам Линкольн имел мужество, и будущему президенту США потребуется мужество», и т. д. Главное, Кеннеди пытался дать пример научного подхода к важнейшим проблемам, вставшим перед Соединенными Штатами. Внезапно ему представился случай проявить пресловутое мужество, положенное на музыку ярких и впечатляющих слов.
4 октября 1957 года – революционная дата в истории человечества. То был день, когда первый в мире советский спутник донес до сознания человечества исполинские успехи социализма. Тогда сомнений в научно-технических свершениях СССР, а следовательно, в том, что они достояние передовой социально-экономической системы, больше быть не могло, достаточно бросить взгляд в небо. Узколобые американские политики усмотрели в спутнике лишь военный вызов. В Вашингтоне царило невероятное замешательство: злобная брань и сбивчивые объяснения, разговоры о «массированном возмездии» и «порабощенных странах». Администрация Эйзенхауэра – Даллеса в эти месяцы нагляднейшим образом продемонстрировала скудоумие, с большим запозданием оценив значение успеха Советской страны.
В водовороте обвинений и контробвинений в США, когда пытались найти козла отпущения за промахи в военно-технической области, а к этому и сводили в США значение эпохального события, прозвучал голос Кеннеди. Он не произнес Нагорной проповеди. Оп не взял на себя роль Кассандры. Он не проповедовал и не пророчествовал. Джон Ф. Кеннеди говорил как потрясенный член правящей элиты, предупреждая, что необходимо навести порядок в собственном доме, чтобы выдержать соревнование с Советским Союзом. Встав на эту стезю, Кеннеди не сошел с нее вплоть до президентских выборов 1960 года. Этот путь прямо вывел его к Белому дому и не потому, что традиционно дипломатия вызывает интерес, а потому, что он сумел показать и обосновать неразрывную связь внешней и внутренней политики.
Точнее, Кеннеди доказал с достаточной для американцев степенью убедительности, что на нашей планете во второй половине XX века внутренняя политика в значительной степени является производной от политики внешней. «В XVIII и XIX столетиях, – указывал он, – мы могли сосредоточивать внимание то на внешних, то на внутренних проблемах. Если мы ошибались в одной области, то это не затрагивало наших возможностей в другой. Однако линия, разделявшая внутренние и внешние дела, теперь стала столь же неразличима, как линия, проведенная по воде. То, что происходит внутри нашей страны, непосредственно связано с тем, что мы можем или должны сделать за рубежом. Если мы ошибаемся в одной области, ошибка затрагивает обе».
Вероятно, град критических камней, обрушенных Кеннеди на правительство Эйзенхауэра – Даллеса, в какой-то степени был вызван соображениями межпартийной борьбы и мостил дорогу в Белый дом. Продуманность стройной системы обвинений в адрес республиканской администрации наводит, однако, на мысль, что Кеннеди смотрел дальше. В сущности, в 1957—1960 годах он теоретически развил всю программу своей будущей деятельности на посту президента. Разумеется, он был не одинок – другие теоретики также разбирали внешнюю политику США, разница между ними и сенатором заключалась не в глубине анализа, а в том, что Кеннеди, добывавший критические глыбы в той же каменоломне, что и теоретики, предназначал их не для чистой игры разума, а для практической работы. Своей, ибо был еще и практиком, уже тогда причастным к ведению государственных дел.
Словом, он закладывал фундамент будущей политики США.
Он начал с анализа соотношения военных сил, указав, что успехи СССР в ракетостроении опрокинули посылки, на которых строилась стратегия «массированного возмездия». В течение 1960—1964 годов, по мнению Кеннеди, СССР будет значительно превосходить США в средствах доставки ядерного оружия к целям. Громадный флот пилотируемых бомбардировщиков, созданный в США, оказался устаревшим. Принцип «массированного возмездия» привел к деформации в строительстве вооруженных сил – страна готова к ведению всеобщей ядерной войны, но не готова к ограниченным войнам, ибо не располагает достаточными обычными вооруженными силами. Первопричина всего этого – экономия в военных расходах при правительстве Эйзенхауэра.
В речи в сенате 14 августа 1958 года Кеннеди говорил: «В недавние годы нам бесконечно приводили цитату, будто бы взятую из работ Ленина, который якобы говорил, что гибель капитализма наступит в результате чрезмерных расходов на вооружения. На мой взгляд, то, вероятно, самая цен– пая цитата, имеющаяся у коммунистов, помимо лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Дело, однако, в том, что Ленин никогда не произносил этих слов. Но десять лет нам напоминали их, дабы оправдать важность экономических соображений по сравнению с соображениями военными, и эти слова использовались как авторитетное суждение для подкрепления этой политики. Хотя Ленин никогда не сказал их, я убежден, что приведенное положение в будущем будет фигурировать среди лозунгов, оказавшихся наиболее полезными в попытках уничтожить капиталистическую систему… В этот период делается акцент на экономическую, а не на военную мощь, и мы растратили решающие годы, когда бы мы могли сохранить преимущество в ракетах по сравнению с СССР». Ценитель фразы, Дж. Кеннеди закончил: «Мы вступили в период, который Стенли Болдуин… удачно назвал годами, съеденными саранчой».
Поднялся сенатор Саймингтон: «Не согласен ли, мой просвещенный друг из Массачусетса, что обстановка, в которой находится Америка в конце 50-х годов, в значительной степени напоминает положение Англии в конце 30-х годов?»
«Сенатор совершенно прав», – ответил Кеннеди.
Выражение «годы, съеденные саранчой» плотно легло в предвыборные документы демократов.
19 февраля 1959 года Кеннеди произнес новую программную речь, посвященную экономическим проблемам. Он нашел, что разрыв между жизненным уровнем развитых стран и азиатскими, африканскими, латиноамериканскими странами громаден. «Этот разрыв изменяет лицо мира, нашу стратегию, нашу безопасность больше, чем любой военный вызов… Соединенные Штаты, самая богатая страна в мире, не вдохнули новых надежд бедным странам. К сожалению, СССР…привлек внимание слаборазвитых стран к другому, по-видимому, более быстрому способу уничтожения разрыва».
Кеннеди призвал расширить американскую помощь развивающимся странам, чтобы не допустить в них роста симпатий к социализму.
Выступая в штате Висконсин 13 ноября 1959 года, Кеннеди особо выделил успехи советского сельского хозяйства. Опираясь на наши данные и прогнозы, сенатор объяснял: «Оно уже растет быстрее, чем увеличивается население. Производство зерна возросло почти на 30 процентов. Производство удобрений увеличивается с 1951 года на 11 процентов ежегодно. Если наша сельскохозяйственная экономика рухнет, если наши так называемые излишки останутся бременем для налогоплательщика, а не явятся благословением для голодного мира, тогда они, а не мы, могут стать величайшим в мире арсеналом продовольствия».
Корень бед, по словам Дж. Кеннеди, обрушившихся на Соединенные Штаты, он усмотрел в состоянии американского просвещения и образования. «Мы в кризисе, – говорил Кеннеди 24 февраля 1958 года перед университетской аудиторией, – не русские спутники положили ему начало. Американский «Эксплорер» не положил ему конца. Кризис носит не только военный характер. Величайшая опасность, угрожающая нам, не ядерное нападение. Голая правда такова: мы подвергаемся величайшей опасности проиграть титаническое соревнование с Россией, причем при этом не будет запущена ни одна ракета. Год назад при обсуждении внешних дел, вероятно, не упомянули бы просвещения. Сегодня мы не можем избежать этого. Я не знаю, верно ли, что битва при Ватерлоо была выиграна на площадках для игр в Итоне. Однако не будет преувеличением сказать, что битва, которую ведем мы сейчас, может быть выиграна или проиграна в школьных классах Америки».
Кеннеди подсчитал: «Русские тратят в два с половиной раза больше от своего национального дохода на образование, чем мы… У них учитель приходится на семнадцать учеников, у нас – на двадцать семь… В их школах в прошлом году было выпущено 1,5 миллиона учеников с основательным знанием арифметики, алгебры, геометрии, астрономии, тригонометрии. Мы выпустили менее 100 тысяч учеников с некоторой подготовкой в высшей математике!.. Русские выпускают в 10 раз больше инженеров, чем поколение назад, и в 2,5 раза больше, чем США».