Пришло наконец время снять дивиденды с давней дружбы Джозефа Кеннеди с директором ФБР Э. Гувером. В досье ФБР старик Кеннеди значился как «специальный контакт ФБР по району Бостона», что означает по официальной полицейской терминологии «человек, считающийся в ФБР полезным для проведения расследований». Специальный агент ФБР Дж. Келли после приема в Хайниспорте докладывал Э. Гуверу, что Джон Кеннеди заверил: «ФБР единственный орган правительства, оправдывающий себя, меня восхищают его достижения». Биограф Дж. Кеннеди Г. Пармет к этому добавляет: «Лесть и помощь директору ФБР были важны для обеспечения карьеры Джэка, особенно памятуя о том, что в досье ФБР хранились потенциально убийственные материалы на него. Отнюдь не лишним было иметь друзей в ФБР, когда ставилось под сомнение авторство «Очерков политического мужества».
Еще Г. Пармет конкретизировал: «Если бы, например, история длительной интимной связи с Ингой Арвад была бы предана гласности, вновь тут же вспыхнули бы сомнения в отношении посла и нацистов, а отсюда всего шаг до отношений Джэка и Джо Маккарти. В момент, когда Джону предстояло вести борьбу за выдвижение кандидатом, преодолев вопрос о вероисповедании, скандальные разоблачения ему были совершенно не нужны. Хотя пе было добыто сведений о шпионаже Арвад, ее тесные связи с лидерами «третьего рейха» дали бы первоклассное оружие противникам Джэка, подтвердив давние сомнения либералов в его отношении. Все необходимые данные на этот счет были в досье ФБР, весьма опытный в таких делах Э. Гувер мог легко организовать их «утечку». Но Джэк был в безопасности. Семья Кеннеди никогда не игнорировала этот центр силы – ФБР».
Имея на своей стороне и за спиной могущественное ведомство политического и уголовного сыска, можно было без опаски ринуться в избирательную борьбу. Летели бешеные деньги, расходы на аренду 40-местного самолета и оплату постоянного экипажа заняли очень скромное место. Джон окрестил самолет «Виктура» и принялся облетать на нем страну. Сенатор получил возможность как гром с ясного неба (машина, оборудованная новейшим навигационным оборудованием, летала в любую погоду) обрушиваться на избирателей, применяя против них первоклассное идейное оружие, откованное опытными умельцами.
В январе 1960 года Дж. Кеннеди собрал в клубе Гарвардского университета группу профессоров, с некоторыми сенатор работал с 1952 года. Он без обиняков объявил, что мобилизует их под свои знамена (сторонники Стивенсона могут уйти!), и засадил за работу. Так возник его «политический мозговой трест» – профессора Шлезингер, Гелбрейт, Кокс, Банди и Ростоу. Параллельно наращивал темпы работы «личный мозговой трест» – Соренсен, Гудвини Фелдман.
Профессора рекрутировались за их идеи. Наблюдая массовую мобилизацию профессорского личного состава, «Уолл-стрит джорнэл» 4 августа 1960 года заметил: «Ни один политик в американской истории, даже Франклин Д. Рузвельт, не может потягаться с Кеннеди с точки зрения размеров его «мозгового треста». Для целей избирательной кампании профессора помогут подготовить документы по 120 вопросам. Количество профессоров, прямо или косвенно вовлеченных в это дело, далеко перевалило за 100. Представлены университеты, начиная от Гарварда до Рутггерса, от Мичигана до Калифорнии», практически всей страны.
Одним из первых под знамя будущего президента встал профессор экономики Дж. Гелбрейт, в свое время учивший обоих старших братьев Кеннеди в Гарварде. Едва ли тогда они произвели впечатление на язвительного и острого на язык преподавателя, но Джон крепко запомнил его. В конце 50-х годов Гелбрейт утвердил себя чуть ли не экономическим буддой в США, хотя завистники профессора в академических кругах были склонны больше признавать ценность его отчеканенных фраз, чем теорий. Но теория все же была, объясненная в книге Гелбрейта «Общество изобилия», увидевшей свет в 1958 году. К тому же Гелбрейт давно почувствовал вкус к политике и состоял среди интеллектуальных адъютантов Э. Стивенсона. В книге и в кружке стивенсоновцев он убедительно отстаивал перефраз джефферсоновской формулы, которая в устах ученого теперь звучала так: «Лучше то правительство, которое больше правит». Дело оставалось за малым – поставить такое правительство у власти. Э. Стивенсон, потерпевший поражения на выборах в 1952 и 1956 годах, превращался в профессионального неудачника. Сильный Дж. Кеннеди, несомненно, привлекал Гелбрейта, под рукой был человек, вероятно, способный претворять его идеи в жизнь.
Исходным пунктом рассуждений Гелбрейта, развитых в книге, было утверждение о том, что в США существует громадный разрыв между «частным изобилием и общественной скудостью». Обладая неслыханными ресурсами, страна скаредничает в отношении государственного сектора, то есть средства в основном идут на потребление, а не на выполнение задач, которые повсеместно считаются достойными развитой цивилизации. Виновата в этом перехваленная система частного предпринимательства, рождающая ненужные потребности и объявляющая безусловной необходимостью их удовлетворение. Как настаивал Гелбрейт: «Частное предпринимательство не дало нам атомной энергии. Эта система проявила относительно небольшой интерес в получении ее, ибо трудно было решить, как можно совместить атомную энергию с коммерческими традициями цепы и прибыли. Хотя никто не ставит под сомнение энергию, с которой «Дженерал моторс» развивает транспорт в США, корпорация мало заинтересована в космических путешествиях». Чтобы добиться достижений в этой области, оказалось необходимым вмешательство государства.
При существующей структуре экономики, соотношении производства и спроса громадные возможности США с точки зрения, скажем, военных нужд, а это, собственно, и интересовало Гелбрейта, – оптический обман. Не щадя слов, профессор крепко раскритиковал магнатов монополистического капитала, которые в погоне за прибылью при производстве привычных потребительских товаров постоянно запускают отрасли экономики, являющиеся становым хребтом военно-промышленной мощи. Он сослался на то, что в период второй мировой войны в постоянных ценах 1947 года поставки потребительских товаров с 1940 по 1945 год увеличились на 23 миллиарда долларов. В первые послевоенные пять лет это увеличение было немного больше – на 38 миллиардов долларов. Обрушиваясь на «обыденную мудрость», автор отмечает, что с тех пор с позиций такой мудрости мы «испытывали суетную гордость. Побеждая в величайшей войне в истории, мы смогли в то же время увеличить наше гражданское потребление на 20 процентов.
Но если бы мы проиграли войну, тогда возник бы другой взгляд, более ясный, хотя менее утешительный». Гелбрейт суммировал: «Во второй мировой войне мы не использовали мало-мальски разумным образом наши производительные ресурсы для военных целей».
Обратившись к недавней истории, автор продолжал: «Стоило разразиться войне в Корее, как гражданская экономика и стремление сохранить привычный уровень жизни стали непосредственной и ясной угрозой эффективному ведению войны. Потребители, предвидя возможные нехватки, немедленно стали защищаться от лишений, каковые в их понятиях, воспитанных в мирное время, неизбежно должны быть страшными и даже невыносимыми. В беспрецедентных размерах они стали скупать автомобили, радиотовары, кухонные принадлежности, стиральные машины, утюги, мебель, консервы и т. д. Со второго квартала 1950 года, последних трех мирных месяцев, до третьего квартала, первых трех военных месяцев, расходы на национальную оборону увеличились на 1,8 миллиарда долларов, а потребительские расходы – на 13,1 миллиарда долларов. К первому кварталу 1951 года военные расходы возросли на 12,9 миллиарда долларов по сравнению с последним кварталом мирного времени, но расходы на гражданские нужды повысились на 19 миллиардов долларов. В этих условиях общие размеры экономики не имели никакого значения. Военное производство возрастало мучительно медленно перед лицом конкуренции производства гражданских товаров».
Наконец, Гелбрейт нашел, что министр обороны Ч. Вильсон и министр финансов Г. Хэмфри в президентство Эйзенхауэра по-прежнему стояли за то, чтобы «не брать больше, чем мы можем». В результате «тот же процесс, который увеличивает экономику, повышает частный спрос к пей и уменьшает то, что, вероятно, можно было бы использовать для государственных целей». Гелбрейт подчеркнул, что привел все эти сравнения, чтобы развеять «миф о том, что военная мощь производна от общего уровня промышленного производства». Когда он сочинял книжку в середине 50-х годов, то, вероятно, слабо верил в то, что быстро увидит свои идеи материализованными в государственной практике США.
Однако ему суждено было дописать ее в самом конце 1957 года, внезапно получив весомое доказательство справедливости своих слов – советский спутник. «Советский Союз, – заканчивал исследование Гелбрейт, – продемонстрировал серию захватывающих дух достижений в области науки и техники. Никто не утверждает (а если это и делают, то очень немногие), что относительно небольшой валовой национальный продукт был ему в этом помехой. Те, кто еще недавно столь разумно рассуждал о важности производства, теперь помалкивают, по крайней мере по этому вопросу. Стало очевидно, что наша неспособность потягаться в этих достижениях – результат того, что мы не смогли сосредоточить потребные ресурсы для достижения желательных целей. Некоторые даже указали, что в ту самую неделю, когда русские вывели на орбиту первый спутник Земли, мы представили на выставке великолепную гамму автомобилей, включая новейшую элегантную модель «Эдзела». Урок полностью не усвоен. Слишком многое относят за счет случайных факторов – неразумных бюджетных сокращений, личных странностей министра обороны, конфликтов между видами вооруженных сил и вообще плохого правления. Мы все еще не видим, что причины лежат много глубже – наша экономика и экономическая теория, объясняющая и рационализирующая ее ведение, сковывают, за небольшим исключением, все производство в частном, а с точки зрения национальной безопасности не имеющем никакого значения секторе».
Гелбрейт требовал покончить с таким ведением дел, резко усилив государственный сектор, а следовательно, повысить военно-промышленный потенциал Америки. Джон Кеннеди безоговорочно согласился со сказанным и написанным Гелбрейтом, приблизил его и, в сущности, в меру сил стал популяризировать идеи профессора. Это было совсем нетрудно, ибо речи Кеннеди по экономическим проблемам писал собственноручно автор разрушительных доктрин. Труднее было Гелбрейту. «Знаете, – признался он в 1960 году, – писать за кого-то – самый трудный литературный жанр. Необходимо всеми силами отрицать собственное авторство». Так зачем же брать на себя сокрушительное бремя? «Ни один экономист не имеет и тени влияния, если оп пишет только для других экономистов», – добавил профессор.
А. Шлезингер отлично дополнил Дж. Гелбрейта. Профессиональный историк, гарвардский профессор Шлезингер также рвался оказать влияние на политику. Он явно прославился высокомерием, холодно-оскорбительными сентенциями в адрес коллег и желанием занять исключительное положение не только в академической общине. Автор биографии президента Э. Джэксона, способный биограф Ф. Рузвельта, теперь он горел желанием быть среди творцов нового президента. Сверх своих воззрений он развивал и теории Гелбрейта, полируя и без того блестящую аргументацию экономиста. Со слезами на глазах Шлезингер простился с Э. Стивенсоном и отдал свое перо Кеннеди. Уже в 1959 году в брошюре «Контуры грядущей политики» он разъяснил, что «период эйзенхауэровского застоя» пришел к концу, американцам нужно «смелое, новое наступление». В начале 1960 года Шлезингер сочиняет брошюру «Великое решение: частное расточительство или национальная мощь». Уже из заголовка видно, что автор шел по стопам Гелбрейта. Позднее Кеннеди объявил эти изыскания Шлезингера «библией» своей избирательной кампании на пост президента.
Когда стало ясно, что противником на выборах выступит республиканец Ричард Никсон, Шлезингер напечатал новую брошюру «Кеннеди или Никсон: есть ли разница?». Автор чернил Никсона и превозносил Кеннеди, в пух и прах разнес весь подход республиканцев к внутренним делам. «Одна из проблем темпов экономического роста в том, – изрекал Шлезингер, – что валовой национальный продукт – экономическая абстракция, при которой миллионы долларов косметических средств равноценны миллионам долларов, истраченных на больницы или ракеты. Предложения Никсона могут, конечно, увеличить валовой национальный продукт, стимулировав расширение производства помады и краски для ресниц. Но у нас в США пет нехватки потребительских товаров. У нас не хватает того, что частная экономика не производит и в основном не может произвести – всего, начиная от школ и кончая атомными подводными лодками. Перед нами стоит ясная задача направить наше фантастическое богатство на такие цели, когда оно, вместо того чтобы служить национальной распущенности, создаст национальную мощь».
Соображения Шлезингера разделяли и другие члены интеллектуальной элиты США, хотя и не входившие в «мозговой трест» Дж. Кеннеди. Едва ли он не заметил тогдашних усилий виднейшего в США эксперта по СССР, профессора Принстонского университета, в прошлом дипломата, Дж. Кеннана. В статьях и выступлениях Дж. Кеннан бил тревогу по поводу неблагополучного состояния дел в США. В мае 1959 года он объяснял сенатскому комитету по иностранным отношениям: «В основе основ – внутреннее положение в США, на которое опирается любая наша внешняя политика. Если вы спросите меня, можно ли ожидать, что наше распущенное, недисциплинированное, пессимистическое общество в конечном счете будет способно соперничать с целенаправленностью, дисциплиной и сосредоточением человеческой энергии, что так характерно для Советского Союза, то я отвечаю – это едва ли вероятно. Нам следует значительно изменить положение вещей в собственной стране, прежде чем мы сможем надеяться долго выстоять в этой борьбе… Мы стали распущенны и мягки, а это с некоторых точек зрения ужасающе».
Председатель комитета сенатор Дж. Фулбрайт поинтересовался у Дж. Кеннана, какие пути он усматривает для улучшения положения, Кеннан ответил: «Я всегда инстинктивно чувствовал, что претворение в жизнь рекомендуемого мной возможно только таким правительством, которое горячо в этом заинтересовано и готово приступить к работе».
Фулбрайт: Итак, нужно сильное правительство?
Кеннан: Да, сэр.
Описанные идеи легли в основу подхода Дж. Кеннеди к решающим, по мнению Вашингтона, проблемам, стоявшим перед Соединенными Штатами. Трудно сказать, были ли удовлетворены их авторы. Гелбрейт в своей обычной манере как-то съязвил: «Иногда я с благоговением и удивлением читаю о том, насколько влиятельным меня считают». Профессора были очень довольны – с ними советовались, а президент Дж. Кеннеди вознаградил самых отличившихся: Шлезингер стал его помощником: Гелбрейта и Кениана отправил подальше, услав послами соответственно в Индию и Югославию. Быть может, чтобы не докучали новыми рекомендациями?