В конском снаряжении был недостаток, и он только постепенно изживался. Не хватало и принадлежностей для ухода за конем.

Обратимся теперь к изложению событий, положивших начало боевым действиям в кампании 1925 г.

Немедленно по возвращении из Персии в сентябре 1924 г. Джунаид вошел в связь с «мирными» вождями, проживавшими в оазисе и совсем недавно «воевавшими» с ним; уже в октябре – ноябре его всадники отмечались почти у всех вождей округа.

По границе культурной полосы с песками у него проживал целый ряд пособников, которые закупали и собирали награбленные жизненные припасы и целыми караванами отправляли их в пески к Джунаиду.

Сам Джунаид держался в это время пассивно.

Он выжидал; и, например, делегаты Ташаусского округа на I Всетуркменский курултай Советов беспрепятственно проехали через пески, хотя Джунаид, несомненно, мог их легко уничтожить.

В начале 1925 г. бежавший от Джунаида в октябре 1924 г. Анна-Бала предложил свои услуги командованию 83-го кавалерийского полка провести полк через пески для уничтожения Джунаида.

Это предложение было оценено как ловкий маневр Джунаида с целью разузнать о намерениях нашего командования.

Поэтому оно было вежливо отклонено, а Анна-Бала было предложено принять участие в ликвидации банд Таганкура и Овес-Ковли, на что он тотчас же согласился.

Однако реальных результатов это согласие не принесло, так как он сам был тесно связан с этими курбашами.

Такая политика командования вытекала из следующих соображений: все данные говорили, что грабежи и убийства в оазисе – дело рук вождей и их «домашних» шаек, между тем как производились они под прикрытием имени Джунаида (об этом твердили и грабящие басмачи своим жертвам и вовсю распинались вожди, этому верило и декханство).

Поэтому, нисколько не переоценивая мирного поведения Джунаида, явившегося результатом не раскаяния его, а слабости, командованию в данный момент было важнее сорвать маску с вождей и показать населению их истинное бандитское лицо.

Случаем для этого послужила сдача Джунаид-хана. На Всетуркменский съезд явилась его делегация с Ахун-Ишаном во главе и заявила о желании сдаться; Джунаид просил разрешить ему поселиться в песках, пока он «привыкнет» к новой власти, и сохранить оружие для самообороны.

И то и другое ему было разрешено, и даже оказана материальная помощь, и вот по каким причинам: сдача оружия дела бы не изменила, так как он в любое время мог вновь достать нужное ему количество оружия, а против его переселения в оазис восстала местная власть, боявшаяся влияния Джунаида на население из-за слабости низового аппарата.

Таким образом, не меняя по существу своего положения, Джунаид так же, как и вожди оазиса, стал «мирным».

Тем не менее эта, казалось бы, ничего не менявшая и только облегчившая положение старого бандита песков, сдача имела громаднейшее значение на весь ход кампании 1925 г. и послужила поворотным пунктом в отношениях массы к вождям.

До сдачи Джунаида все грабежи, все убийства приписывались ему, а истинные виновники их – вожди – выходили из воды совершенно сухими. Теперь же население было широко оповещено о сдаче Джунаида, да и сам он постарался в этом: в течение 1925 г. всадники его не были замечены ни в чем предосудительном и лишь через 2 года – в 1927 г. – он снова пошел по старой излюбленной дорожке.

Таким образом, сдача Джунаид-хана была первым камнем, выбитым из того фундамента, на котором веками покоился авторитет вождей племен.

Здесь нельзя не упомянуть, что именно в это же время начал в муках нарождаться низовой аппарат как партийный, так и советский; в кишлак было брошено много работников местных и прибывших из центра, аксакальства были упразднены и произведены выборы советов, которые хотя были далеки от того, чтобы быть орудием диктатуры пролетариата, но все же представляли собой громадный шаг вперед.

Партийной организацией 83-го кавалерийского полка было принято шефство над кишлаком Ходжа-Куммед, и этот «советский», как его стали называть, кишлак стал первым надежным оплотом партии в самом бандитском – Тахтинском районе.