— Вот что, — сказал Кравчук, — приказано собираться и быть наготове.

Разъяснений не последовало.

— А что нам собираться? У нас все собрано, — ответил Чулков. — Позавтракаем — и в бой…

Кравчук вытащил из кармана газету и протянул ее Чулкову, но тот, сославшись, что плохо разбирает мелкий шрифт, передал ее Петру.

— Слыхал? — обратился ко мне Петр, поднимая над головой листок дивизионной газеты.

— Что там?

— Мы тут сковываем огромную массу гитлеровских войск, которые нацелились обойти Москву с севера. Не выйдет, герры колбасники, мясники, лавочники, бауэры и всякого рода фюреры! Попались в мешок — и не выкарабкаться вам отсюда, — ликовал Петр.

Кравчук оторвался от котелка и, задержав ложку у рта, покосился на Петра. Он, кажется, что-то хотел ему сказать, но передумал или не хотел начинать разговор с ним, любившим поговорить. Кравчук же не терпел длинных разговоров. Иногда случалось небольшое отступление от этого правила, но происходило это редко и только лишь в отличном расположении духа.

— Значит, не зря мы тут с тобою, товарищ старший сержант, на брюхе ползаем! — продолжал Петр.

Кравчук хмыкнул неодобрительно. А Чулков, зная начальника, постучал ложкой о котелок, но Петр не унимался. Начал предлагать свои варианты разгрома и полного уничтожения окруженной немецкой группировки. Чертил на снегу шомполом расположение наших и немецких позиций, возмущался тем, что в газете не могли ни разу напечатать схему фронта для наглядности. Наблюдая за Кравчуком, я тоже попытался утихомирить Петра.

— Мало тебе наглядности на месте? — спросил я, чтобы охладить не совсем уместную горячность друга.

— Я плохо представляю ширину коридора, который отделяет окруженных от линии фронта.

— Сегодня пойдем в батальон и на месте шагами промеряешь, — сказал я без улыбки.

— Не упускай такую возможность, — добавил Чулков. — Потом представишь свои соображения в Генштаб.

Петр махнул на нас рукой, но угомонился.

Густой туман все еще держался. С переднего края доносились трели немецких автоматов и частые разрывы снарядов и мин.

— Рано проснулись, — сказал Кравчук, прислушиваясь к нарастающей перестрелке. Мы тоже стали прислушиваться к артиллерийскому налету, пытаясь определить, что происходит на участке нашего полка. Скоро снаряды замолотили по всей деревне. В дело вмешалась наша гаубичная батарея, которая стояла недалеко от нас. Телефонной связи со штабом полка у нас не было. Кравчук направил Петра на батарею узнать, в чем дело. Довольно плотный обстрел заставил нас подтянуться поближе к бревенчатому срубу и расположиться с тыльной его стороны. Петр возвратился с тревожной вестью — немцы прорвали нашу оборону. До нас докатилась такая ожесточенная трескотня автоматов, какой мы еще ни разу не слышали. Обстрел деревни нарастал. А наши соседи, артиллеристы, почему-то замолчали.

Кравчук распорядился приготовить на всякий случай пулемет. Мы с Петром вынесли из мастерской «максим» и развернули его в сторону, откуда приближалась стрельба.

— Быстро набить ленты, — приказал Кравчук. — Каждому по ленте.

Мы не набили еще и по половине, как от заместителя командира полка прибежал связной и передал распоряжение занять оборону на подступах к деревне, прямо против просеки, которая вела из леса к крайним разрушенным снарядами домам.