Кравчук иногда ей улыбался при встречах, но в нашем присутствии давал волю чувствам, зная, что мы не станем доносить на него. Кравчук весь род человеческий делил на две категории: серьезных и несерьезных. Под эталоном первой категории он подразумевал себя. Одним из непременных качеств для зачисления в серьезные он считал малословие. «Анекдотов от него не жди», — обычно говорил Кравчук для того, чтобы подчеркнуть серьезность человека и высказать к нему свое расположение. Так он отзывался о Чулкове. Другую категорию людей Кравчук обозначал не иначе как «алала». Сюда он относил всех любителей поговорить по делу и без дела, всех, кто на войне позволял себе смех и шутки. Капу он давно зачислил на самую нижнюю ступеньку второй категории.

— Нашла время амурными делами заниматься, — со злостью говорил Кравчук. — А вы тоже хороши. Раскисли перед девкой. Юбку увидели!

Капа опять подала свой голосок. После нашего возвращения мы с ней не виделись.

— Выйди и скажи, чтобы духа ее здесь не было, — обратился к Петру Кравчук.

Получив разрешение, Петр вышел к Капе. Он уже не сердился на нее. О любви, конечно, больше разговоров не заводил, а просто интересовался ее будущей профессией, спрашивал, не тяжело ли учиться в медицинском.

— Профессия? Врач, — говорила она с холодком.

— Я знаю, что врач.

— Ах, вы имеете в виду будущую специализацию? Буду гинекологом.

— А что это такое?

Капа звонко рассмеялась.

Кравчук не находил себе места.

— Ничего, на морозе быстро остынет, — успокаивал он себя. — Разгорячилась…

Я вышел к Петру, чтобы прервать затянувшееся свидание, напомнить ему, что его ждет работа и объяснение с начальником.

— Вы тоже не знаете, чем занимается гинекология? — спросила она меня. — Тогда слушайте. Гинекология — это наука, изучающая женский организм и заболевания, которые бывают у женщин. Теперь ясно?

Петр стоял ни жив ни мертв, а Капа продолжала, как на лекции, разъяснять особенности строения женского организма. Для нее все это было очень просто. Мы с Петром о такой специализации врача слышали впервые и не знали, куда деваться от подробностей, которыми она забросала нас.

— Все ясно, — прервал я Капу. — Вы нас извините. Нам пора. У нас много работы. Спасибо за лекцию.

Капа нисколько не обиделась. Она предложила нам книгу, которую принесла с собою. Оказалось, что это «Дон Кихот», которого мы читали раньше. Мы ее поблагодарили и ушли.

Кравчук сопел и злился, бросал инструмент, чертыхался. Оба мы хотели, чтобы он не откладывал свой «приговор» и не держал нас в напряжении. Но это была его тактика. Скидки на молодость мы от него не ждали. Старались наверстать упущенные минуты усердной работой с оружием. Только это могло смягчить гнев начальника.