Книги

Богами не рождаются

22
18
20
22
24
26
28
30

Я ведь ненадолго из монастыря смоюсь… Вот сейчас только придумаю, как через стену перебраться, выберусь наружу, прошвырнусь по ближайшим улочкам, послушаю, о чем горожане говорят, — и тотчас же обратно. Да моего отсутствия даже и заметить никто не успеет. Я вновь задрала голову… М-да, вот только соображу, как через стену перелезть. Веревки у меня нет, антигравитационный ранец в спальне остался, скалолазанием я вообще никогда не увлекалась. Дилемма…

Я осторожно раздвинула пышные кусты сирени и дотронулась до каменной преграды. Следовало признать, что строили ее на совесть: кладка основательная — ни тебе щелей, ни единого зазора между камнями. Может, все-таки попробовать вскарабкаться? Я храбро уцепилась ногтями за какой-то еле видимый выступ, вогнала кончик сапога в крохотную трещинку и повисла на руках… С трудом, матерясь сквозь зубы, подтянулась, отчаянно выискивая глазами хотя бы минимальную точку опоры. Увидела неровный камешек, случайно, боком застрявший в растворе, и ухватилась за него судорожно скрюченными пальцами. Еще рывок, еще… До гребня стены оставалось не так уже и много, когда я неожиданно услышала громкие мужские голоса. Я мысленно застонала, с трудом повернула голову, беспощадно карябая нос о камни, и увидела острия пик двух караульных, неторопливо шествующих по садовой дорожке. Вот черт, принесла же их нелегкая! Сейчас они заметят меня, в нелепой позе раскоряченную в нескольких метрах над землей. Позорище — святая Ника распята на стене! Я обреченно вздохнула, разжала руки и обрушилась в куст сирени. Стукнулась лбом о здоровенный сучок, исцарапалась до крови, чуть глаза себе не выколола. Но самое главное, мне стало до слез жаль всех напрасно затраченных усилий, приложенных к нелегкому делу покорения неприступной монастырской стены.

А ведь вовремя я все-таки спрыгнула! Над треугольными листочками сирени показались лезвия длинных алебард. Две пары ног, обутых в добротные сапоги, остановились как раз напротив меня. Я сжалась в комок, заинтересованно вглядываясь в просвет между тонкими веточками.

— Ну, так что ты все же решил насчет той курносенькой шатеночки? — спросил первый стражник, шутливо подмигивая своему напарнику.

Второй кирасир, высокий симпатичный мужчина, фатовато подкрутил пышные усы:

— А ничего я не решил!

— Как так? — опешил не в меру любопытный вояка. — Она же за тобой бегает, будто влюбленная кошка. Да у нас уже вся улица ставки делает, когда ты ее поведешь к алтарю святой Ники под благословение священника. А ну признавайся, чем тебе девица не приглянулась? Стройна ведь она, как моя алебарда!

Усатый скептично покривился:

— Ты еще ее матушку не видел! Развалине давно помереть пора, но, похоже, смерть к ней как-то раз уже пожаловала, увидела ее, вздрогнула — и принялась судорожно косить траву. Такую страхолюдину, да к тому же еще и стерву, даже на тот свет забирать страшно. Она кого угодно в гроб загонит, а уж когда эта старая кошелка заикнулась про переезд после свадьбы в мой новый дом, поближе к дочке, я хоть и не робкого десятка мужиком себя считаю, но признаюсь честно — струхнул не на шутку… Да еще сомнение в сердце закралось: а ну как станет моя красавица через пару лет точной копией матушки? Вот тут-то и подхватился я прямо из-за обеденного стола да и дал деру!

Внимательный слушатель, вполне удовлетворившийся развязкой сего неудачного сватовства, громко крякнул:

— И правильно сделал! Ох, упаси тебя святая Рыжая от подобной тещи. Мне-то моя мегера уже давно всю плешь проела!

Невзирая на всю занимательность подслушанной беседы, я ощущала себя весьма неуютно. Меня мучили судороги в ногах, затекших от неудобной позы. «Хоть бы они поскорее убрались отсюда», — замученно подумала я. И тут в мою зловредную голову пришла очень оригинальная идея:

— Дети мои, я все слышу! — громко провозгласила я, стараясь вложить в голос максимум проникновенности.

— Кто здесь? — испуганно прикрылись алебардами начинающие Казановы.

— Это я, вездесущая святая Ника!

— Быть того не может — святая сейчас отдыхает в своих покоях, — робко опроверг усатый.

— Но я, однако, все вижу и все слышу, — стараясь не рассмеяться, убедительно возвестила я. — Ты совершаешь глупость, сын мой! И посему мне совсем не хочется спасать твою погрязшую в грехах душу!

Придирчивый жених покаянно рухнул на колени:

— Смилуйся, всеблагая Ника! Чем осмелился я вызвать твое недовольство?

— Ты напрасно порочишь порядочную девушку! Подумай сам — оклеветанную бедняжку теперь начнут называть брошенной невестой, заподозрят в различных пороках, а ее репутация погибнет безвозвратно! И тебе не стыдно?