— Ничего не скажешь, хороша! — окидывая оценивающим взглядом пушку, произнес Чигрин. — Вес меньше, скорострельность выше, бронепробиваемость больше! — Григорий Матвеевич задержал взгляд на тягаче. — А его разве сравнишь с трактором? Не сравнишь! Игрушка!
О такой технике артиллеристы мечтали, особенно когда стало известно о принятии ее на вооружение. Командующий артиллерией после боев за Новороссийск обещал заменить материальную часть на новую. И вот теперь мечта сбылась. Радость до краев переполняла сердца. Несколько дней только и разговоров было, что о новой технике. Первое время не хватало учебных пособий. В основу обучения легли практические занятия на материальной части. Приходилось проводить дополнительные тренировки, уплотнять и без того напряженные занятия.
Все, от красноармейцев до командира полка, знали, что в любое время могут потребоваться на фронте: обстановка там по-прежнему была трудной.
Люди уставали, особенно выматывались недавно влившиеся в полк красноармейцы. Вечерами они в изнеможении валились с ног. Однако никто не жаловался на трудности. Номера расчетов Василий Аветисян, Мурад Мирзоян, Петр Кевлишвили овладели не только своими специальностями, но и смежными.
Для определения готовности к выполнению задач выехали на полигон, где в условиях, приближенных к боевым, состоялись итоговые занятия по сколачиванию расчетов, взводов, батарей. На фоне тактической обстановки провели стрельбы. Результаты превзошли ожидания. Многие батареи получили хорошие оценки, но Чигрина — на балл выше. На подведении итогов командир полка объявил его подразделению благодарность.
530-й полк усиленно готовился к выезду на фронт. Задачи решали с учетом горного рельефа местности. Занимались, как любил говорить Чигрин, стахановским методом. Комбат был весел, доволен. На то были причины: на последнем совещании в штабе полка батарею вновь отметили за хорошую организацию учебного процесса.
Командир батареи — человек открытого характера. Радовался вместе со всеми успехам, огорчался неудачам. Темпераментный, подвижный, Григорий Матвеевич всецело был поглощен подготовкой людей и техники к предстоящим боям, не терпел проволочек.
— Люди должны быть заняты, — любил говорить он командирам. — Учиться, учиться и учиться — вот первейшая задача.
Григорий Матвеевич оставался верен своим словам. Даже в свободное от занятий время он находил дело. То организовывал выступления лучших специалистов, которые тут же обменивались опытом, то устраивал тренировки. В один из выходных дней провел соревнования между расчетами по знанию материальной части орудия и боевой работе.
— Молодцы! — похвалил за инициативу заглянувший к чигринцам подполковник Воеводский. — Нужно во всех батареях провести такие соревнования, ну а потом — на первенство полка.
В хлопотах Васнецов не заметил, как деревья обронили багряную листву, а с остроглавых вершин снег скатился к подошвам гор. Чаще стали наползать тучи, моросить холодные дожди. Осень уступала место зиме.
Дела во взводе Васнецова шли успешно. Младшего лейтенанта радовала сколоченность орудийных расчетов, хорошая подготовка связистов, разведчиков, водителей тягачей. Новички быстро вошли в коллектив, стали неплохими специалистами. Особенно нравилось командиру взвода их желание совершенствовать знания и навыки, стремление до тонкостей изучить свои специальности.
Все больше Васнецов узнавал людей в полку. В один из дней открыл для себя агитатора части майора Николая Васильевича Сычева. Пожилой, на первый взгляд простоватый да и не особенно речистый. Таким Васнецов встретил его под Новороссийском. Но, выступая перед воинами, майор преображался: взгляд светился огнем, голос звенел. Слова агитатора доходили до самого сердца. Сычев умел верно выбрать тему разговора. Как-то бойцы слушали рассказ Николая Васильевича о зверствах фашистов в Сталинграде. Казалось, кровь закипает в жилах — так напряженны были лица людей.
— «В захваченных кварталах, — читал агитатор выдержку из газеты «Красная звезда», — гитлеровцы чинят расправу над теми немногими жителями Сталинграда, которые не успели эвакуироваться. Вешают отказывающихся работать — строить баррикады в городском саду для оккупантов. Они расстреляли двух девушек за «недоброжелательное отношение к германской армии». Трупы расстрелянных лежат прямо на улице. «За каждого убитого солдата будут расстреляны сорок русских, за каждого убитого немецкого офицера — семьдесят русских» — гласят расклеенные фашистским командованием приказы». Какая жестокость! — звенел голос майора. — Вдумайтесь в это, товарищу! Варвары двадцатого века! — Политработник обвел взглядом слушателей, помолчал и, немного успокоившись, продолжил: — В начале ноября, товарищу, опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям на территории СССР». В звериной злобе фашистские изверги не щадят наших с вами отцов, матерей, жен, детей, братьев, сестер, уничтожают или увозят в Германию народное достояние. За все это они ответят сполна. Мы с вами должны отомстить им за содеянное, в предстоящих боях не щадить врага.
Не только Николай Васильевич Сычев в эти дни стал для Васнецова роднее. Появились новые товарищи, друзья. Он близко сошелся с командиром четвертой батареи Николаем Шепелевым, душевным человеком, интересным собеседником, храбрым командиром. Шепелев не раз бывал в таких переделках, откуда не все возвращаются. Фронтовые перипетии, кровь, смерть, казалось бы, должны сказаться на характере человека, ожесточить его. Однако Шепелев не очерствел душой. Как сокровенное, личное воспринимал радость и боль окружающих. Мечтал после войны окончить институт.
— Сколько работы нам, Николай, предстоит после войны. Для фашистов нет ничего святого: стирают с лица земли города, поселки, села, деревни… Видел снимки в газетах? Что они сделали со Сталинградом!.. Все это нужно будет восстанавливать. И не кому-либо, а нам. Вот этими руками.
Шепелев показал на огрубевшие от ветра, окопных работ руки. И вздохнул. Такой он был — философ, мечтатель, в прошлом строитель, ныне воин.
Ближе становились младшему лейтенанту и бойцы взвода, всей батареи. Они уже не были для Васнецова безликими, почти неизвестными парнями, которых свела вместе фронтовая судьба. Раскрывался характер каждого, интересы, наклонности.
Тихий, застенчивый красноармеец Селедцов, оказывается, страстно любил художественную литературу. В его вещмешке вместе с нехитрыми солдатскими пожитками хранился томик стихов Пушкина. Как-то остановились на привал. Красноармеец Петр Бурик посмотрел на Селедцова:
— Давай, Ваня. Дуй стихи.