(L"Homme et la Couleuvre)
Раз Человек Змею увидел.
"Ах, гадина! — сказал он. — Ну, постой!
Чтоб никого ты больше не обидел,
По чести я разделаюсь с тобой".
И после этих слов творенье злое
(Змея, не человек, хоть толкование иное
Легко возможно допустить),
Змея дала себя схватить;
В мешок положена, завязана потуже
И к казни злой присуждена к тому же.
За дело ли? — вопрос. Но, чтобы оправдаться,
Счел нужным Человек сказать такую речь:
"Не смея даже колебаться,
Я должен жизнь твою на пользу всем пресечь.
Ты — символ всех неблагодарных,
Всех подлых, злобных и коварных!
Умри ж!" — Змея ему в ответ:
"Когда бы люди осуждали
Неблагодарных, то едва ли
Из них самих увидел бы кто свет.
Во имя правды, пользы, чести,
Потехи ради иль из мести
Тобою я осуждена
На смерть — и умереть должна;
Но перед смертью откровенно
Скажу тебе: из века в век
Неблагодарным неизменно
Не змеи были — человек!"
Смутился Человек от этих резких слов
И отвечал Змее: "Хоть речь твоя лукава
И хоть казнить тебя принадлежит мне право,
Но доказать тебе готов
Я ложь твою. Пусть нас другой рассудит:
Как скажет, так оно и будет!"
Корова тут случилась на пути;
Зовет ее он подойти,
И весь свой разговор от слова и до слова
Передает. — Не стоило и звать меня
Для этих пустяков! — ответила Корова.
— Скрывать тут нечего: вполне права Змея.
Я, например? Из года в год подряд
Семью хозяина питала.
Сыр, масло, молоко, своих телят,
Все ей одной я отдавала;
Поправила здоровье самому,
Когда он ослабел с годами;
Он набивал свою суму
Моими только лишь трудами.
Но вот пришли преклонные года,
Я жизни и сама не рада;
Взгляни, загнал меня куда
Хозяин. Вот его награда!..
Травы нет и следа; чтоб не могла гулять,
Меня решил он привязать.
Понятно, будь моим хозяином Змея,
Не знала б в старости такой обиды я.
Прощайте! я свое вам высказала мненье.
Смутился Человек и говорит 3мее:
"Корова не в своем уме.
Вот Бык нам разрешит сомненье!"
— Пусть Бык! — Змея в ответ, и позвали Быка.
Бык подошел; склонив рога,
Суть дела выслушал и медленно ответил:
— Неблагодарностью давно себя отметил
Род человеческий. Нам послано в удел
Свой век влачить в труде, заботе;
С утра и до ночи в работе,
Не знаем часа мы без дел.
И что ж? в награду нам всегда одни удары!
Когда же делались мы стары,
Чтоб умолить своих богов,
Нас резали без дальних слов!
Так Бык сказал. И, негодуя,
В досаде Человек вскричал:
"Пусть замолчит тупой нахал,
Его судьею не беру я!
Пусть Дерево рассудит нас".
Змея сказала: "В добрый час!"
Но Дерево, что сказано уж было,
Лишь только снова подтвердило.
— Я, — молвило оно, — от солнечных лучей,
От ветра и дождя убежищем служило;
Все любовалися красой моих ветвей,
И круглый год я пользу приносило;
Весною я — украшено цветами,
А осенью — отягчено плодами;
Я летом тень даю, зимой бы согревало;
Когда б без топора меня лишь подрезать,
Я б вновь на пользу вырастало.
Но грубый Человек не хочет рассуждать:
За наши все благодеянья
Он рубит нас без состраданья!
Тут Человек, озлобленный без меры
Глубокой правдой резких слов,
Воскликнул: "Все они глупцы и лицемеры!
Я слишком добр, что слушал болтунов!"
И тотчас же мешком о стену так хватил,
Что голову Змее разбил.
Так все вельможи поступают:
Им правда колет глаз. Они воображают,
Что все: и небо, и земля,
И люди созданы для них и короля.
И если кто заметит им не так,
Тот негодяй или дурак.
Согласен я. Но как же поступать?
Коль говорить у вас желанье,
То надо говорить на расстояньи,
А еще лучше — помолчать.
А. Зарин
Заимствована у Бидпая и Локмана (прим. к б. 19 и к б. 140).
191. Черепаха и две Утки
(La Tortue et les deux Canards)
Жила-была на свете Черепаха.
Взгрустнулось ей в норе, и вот она без страха
Решилась бросить дом, на Божий мир взглянуть…
Всегда милей — чужие страны;
Все колченогие сильней стремятся в путь.
Свои мечтания и планы
Она поведала двум Уткам. Те не прочь
Ей в путешествии помочь:
"Сударыня! пред вами — путь широкий.
По воздуху мы вас доставим в край далекий,
В Америку свезем — не надо и карет!
Увидите вы новый свет,
Республику, народ; полезно просвещенье,
Полезно чуждый быт и нравы изучать.
Так сделал и Улисс…" Некстати, без сомненья,
Улисса было приплетать,
Но дело слажено. Пошли приготовленья;
Чтоб странницу нести по воздуху с собой,
Тростинку Утки в рот вложили ей: "Сожмите
Зубами и в пути не выпускать, смотрите!"
И, преподав урок такой,
Тут Утки с двух сторон за трость и поднялися,
И Черепаха понеслась.
Повсюду крики раздалися:
Откуда у нее такая прыть взялась?
Совсем как птица,
Несется в обществе таком
И со своим еще домком!
— Ну и диковинка! — кричали вna кругом.
Смотрите-ка, царица
Всех черепах
Несется в облаках!..
— А что ж? конечно, я царица, и нимало
Смешного в этом нет…
Ах, лучше свой полет
Она бы молча продолжала!
Раскрыла рот
И выпустила трость; и грохнулася тяжко,
И пала мертвою к ногам толпы бедняжка.
Надменность чванная была всему виной.
Тщеславье глупое с надутой болтовней
И любопытство, всем известно,
Сроднились тесно,
Как дети матери одной.
П. Порфиров
Из Бидпая и Локмана (см. предыд. примеч.).
192. Рыбы и Баклан
(Les Poissons et le Cormoran)
Во всех окрестностях озера и пруды,
Ручьи и реки — все платили
Баклану подати; как будто за труды,
Ему все дань охотно приносили.
Он голода не знал. В обилии всегда
Был стол его снабжен без горя и труда.
Но годы шли, и вот с летами,
Стол становился плох и скуден временами:
Ведь каждый для себя сам пищу добывал,
А наш Баклан с годами стал
И слеп, и слаб; без невода и снасти,
Не видя ничего, не в силах был ловить
Он рыбу быструю, и при такой напасти
Почасту не имел чем голод утолить.
Что ж делает Баклан? Нужда всему научит!
Увидел рака он на берегу пруда,
И говорит ему: "Беда!
Хозяин лёсы сучит.
На днях сюда придет и будет Рыб ловить.
Иди скорей сказать беспечному народу,
Что гибель им грозит!" Рак тотчас прыгнул в воду
И поспешил беду оповестить.
Поднялся шум и гам. Все Рыбы всполошились,
Собрались на совет, шумели, суетились;
И тотчас несколько, ei?i?u? старей,
К Баклану поплыли за справкою скорей.
— Вельможный господин! откуда эти вести?
И верны ли они? что делать надо нам,
Чтоб от беды спастись?
— Все дело в месте.
Переменить его! — ответил им Баклан.
— Как сделать это нам?
— О том не хлопочите!
Я всех вас уберу в убежище свое;
Там будет вам привольное житье,
Лишь только захотите!
Один лишь Бог да я про этот знаем пруд:
Туда дорогу не найдут
Ни зверь, ни человек. Во всей вселенной
Нет более сокрытого жилья!
И вас туда перетаскаю я,
Чтоб всех спасти от смерти верной.
Ему поверили. И Рыб всех до одной
Баклан перетаскал в прудок, ему известный,
Под одинокою пустынною скалой,
Прозрачный, мелкий, узкий, тесный.
Оттуда каждый день на ужин и обед
Он без труда вытаскивал любую.
И поняли они, что доверять не след
Тому, кому для жизни нужно жизнь другую.
Для них, положим, все равно,
Различья не было: что человек, что птица
Их будут есть. Не все ль одно?
Конец один, хотя различны лица.
Днем раньше, позже — все равно
Всем умереть им суждено.
А. Зарин
Из Бидпая и Локмана (см. примеч. к б. 190).
193. Зарытое богатство
(L"Enfouisseur et son Compère)
Какой-то Скряга
Так много накопил червонцев золотых,
Что просто и не знал, куда бы спрятать их
Такой бедняга!
Да, алчность, глупости подруга и сестра,
Поставила в тупик Скупого
При выборе местечка для добра,
Для клада золотого!
Укромный уголок был надобен ему
Вот почему:
"Ведь груда золота все станет уменьшаться,
Коль дома мне держать его!
И сам я буду, может статься,
Сам расхитителем богатства моего…"
— Как расхитителем? Да разве наслаждаться
Своим добром — обкрадывать себя?
Нет, милый мой, мне просто жаль тебя!
Оставь смешное заблужденье:
Богатство хорошо тогда лишь, без сомненья,
Когда мы пользоваться сами им вольны.
Без этого оно — лишь зло. Что за отрада
Таить его всю жизнь до грозной седины,
Когда уж нам его не надо?
Тяжелый труд приобретать,
Забота охранять
Все это у богатств и ценность отнимает.
Но если вечный гнет
Мучительных забот,
Как охранить добро, тебя подчас смущает,
Людей надежных все ж отыщешь как-никак.
Но землю мой богач всем им предпочитает,
И просит Кума он, чудак,
Помочь зарыть добро. И Кум помог немало.
Спустя немного дней,
Приходит вновь богач, разрыл он яму, — в ней
Червонцев нет, как не бывало.
Тут в голове мелькнул вопрос:
"Кто это? кто? Да Кум унес".
Он к Куму. Держит речь такую:
— Ну, куманек,
Готовься, выбери денек:
Деньжонок набралось, так я их упакую
Туда же, в сундучок.
Поговорил — ушел. А Кум скорее к яме
Бежит с деньгами,
На место прежнее червонцы он кладет,
В надежде, что потом он сразу все возьмет.
Зарыл — ушел. Но тут слукавил
Мой Скопидом:
Червонцы он достал и у себя оставил,
Разумно пользуясь потом
Своим добром.
А вор мой ямою пустою
Так поражен был вдруг, как будто грянул гром.
И хитреца легко перехитрить порою.
П. Порфиров
Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б 24). На русском языке то же содержание в "сказке" Измайлова: "Кащей и его Сосед".
194. Волк и Пастухи
(Le Loup et les Bergers)
Однажды некий Волк, настроен человечно
(Найдутся ль где-нибудь подобные ему?),
Решил, что поступал доселе бессердечно,
Хотя и был, конечно,
Необходимостью лишь вынужден к тому.
Он молвил так: "Полны ко мне враждою,
И кто же? Все! Волк — это общий враг!
Все, от крестьян до ловчих и собак,
Травить его сбираются ордою.
Их воплями Юпитер оглушен
Среди высот небесных.
И смертный приговор волкам произнесен
Во всей Британии; среди мелкопоместных
Дворянчиков ее нет никого,
Кто б наши головы не оценил публично;
Ребенка нет ни одного,
Которому бы пугалом обычно
Волк не служил. И все из-за чего?
Какой-нибудь осел паршивый,
Барана труп иль пес сварливый
Мне попадались. Если так,
Готов я пренебречь добычею живою,
Питаться лишь одной травою,
Жить впроголодь и натощак,
Подохнуть с голоду. Не столь судьба такая
Ужасна мне, как ненависть людская".
Тут за трапезой их он видит Пастухов,
Себе на вертеле поджаривших барашка.
"Как? — молвил он. — Себя винил я тяжко;
Отречься я хотел от всех былых грехов!
Но если так хозяйничают в стаде
Те пастухи, кому поручено оно,
Я, волком будучи, чего же стал бы ради
Стеснять себя? Поистине смешно!
Без вертела управлюсь превосходно
Не только я с ягненком-сосуном,
Но вслед за ним поочередно
И с маткою, его питавшей молоком,
И с тем, кто был виновником зачатья!"
И Волк был прав. Меж тем как без изъятья
Мы обрекаем всех животных на убой,
Добычей лакомясь любой
На пищу золотого века
Волк обречен по воле человека.
Пусть не даны ему ни вертел, ни плита
За что же от него мы требуем поста?
О Пастухи, я с вами не лукавлю,
Одно в вину я Волку ставлю:
То, что бывает он подчас
Слабее нас.
О. Чюмина
Из басен Филибера Эжмона (прим. к б, 76). Известно, что в середине Х в. король английский Эдуард делал ежегодно большие охоты на волков и установил ежегодный налог на владельцев земель в триста голов волков; этими мерами волки были окончательно истреблены в Англии. В басне Крылова "Волк и пастухи" тот же сюжет, но переданный иначе, коротко и отдаленно.
195. Паук и Ласточка
(L"Araignée et l"Hirondelle)
"Юпитер, бог богов! чья голова родить
Секретным способом Минерву ухитрилась,
Которая ко мне безжалостной явилась,
О, выслушай меня, решаюсь я просить!
Бесчестно Ласточка еды меня лишает:
Мелькая в воздухе, она всех мух съедает
У самых у моих дверей.
Мне в сети мухи не попало;
Проклятая, их всех она пожрала,
Хоть не раскидывай сетей!"
С такою жалобой к Юпитеру взывал
Бедняк-паук, обойщик бывший,
А после ткач, вообразивший,
Что насекомых всех бог для него создал.
А Ласточка, порхая здесь и там,
Не обращала даже и вниманья
На Паука, и пропитанья
Себе искала и птенцам.
Обжоры малые, с раскрытым ртом всегда,
Пищали жалобно, чуть мать летит к жилищу;
Хватали с жадностью у ней из клюва пищу.
Ремесленник Паук, имевший для труда
Лишь ноги с головой, терпел одно лишь горе,
И был наказан вскоре:
Летая, Ласточка хвостом оборвала
Всю паутину; с ней и Паука смела.
Юпитер два стола накрыл, и заседают
За первым все, кто ловок, силен, смел;
Второй же — мелюзге в удел:
За ним объедки первых доедают.
А. Зарин
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).
196. Куропатка и Петухи
(La Pedrix et les Coqs)
На птичий двор, где было много Петухов,
Завзятых драчунов,
Кормиться Куропаточка попала.
Она не очень унывала
И вот как рассуждала:
"Ведь Петухи — превлюбчивый народ,
Так дамский пол мой будет мне защитой;
И буду я себе у наших у ворот
Погуливать, окружена любезных свитой,
Тем больше, что средь них ведь гостья я".
Меж тем из Петухов ей вышли не друзья:
У корма часто клюв свой в ход они пускали
И гостью крепко обижали.
Кручине Курочка отдалась… но потом,
Раскинувши умом,
И видя,
Как злобно Петухи дерутся меж собой,
Ее обидя,
С своею примирилася судьбой.
"Что ж, — думала она, — коль таковы их нравы!
И кто жалеет их, а не винит, — те правы.
Не одинаковых нас создал всех Зевес,
И, попущением Небес,
Не все добры меж Петухами,
Как и меж нами.
Завись то от меня, не мудрено,
Я предпочла бы общество иное;
Но так уж, видно, роком суждено
Мне это, а не что другое.
Злой человек
В силок меня поймал, подрезал крылья,
И сделал для меня на весь мой век
Напрасными к свободе всякие усилья.
Не Петухи, значит, а он, хозяин мой,
Вот сделал кто мне жизнь жестокою тюрьмой…"
Арс. Введенский
Заимствована из басен Эзопа.