В Урге «бесполезное» беззащитное гражданское население было терроризировано чинами отряда. Люди избегали появляться на улицах. Боялись промолвить слово. «За распространение ложных слухов – смертная казнь». Дрожали ночью за плотно закрытыми ставнями, ожидая очередного ареста и очередной смерти. Коммерсанты продавали в убыток, дабы не навлечь на себя обвинения «в спекуляции». Давали в долг видным чинам отряда, не надеясь на отдачу. Должники же рылись в лавках, как в своем кармане. Введение твердых цен способствовало исчезновению товаров. Появились темные личности, упрашивающие продать товар, набавляющие цены, соблазняющие, а затем приводящие солдат, которые схватывали соблазненного, пороли и штрафовали, обыкновенно в свою пользу.
В «Русском голосе» я прочел, что Унгерн является в глазах монголов великим героем, богом. Так ли это?
Разоренное смутным временем (два последних года) монгольское население должно было приютить шайку бесчинствующей вольницы, одеть, накормить, дать конвой… Если отбросить в сторону разбой и насилие, творимое Унгерном в Монголии, и на миг, как это ни трудно, представить себе, что Унгерн стал на путь закона и порядка, то и тогда простая арифметика ясно скажет, что пребывание Унгерна (в Монголии
Унгерн предполагал организовать отряд в пять тысяч человек (преимущественно русских), причем указывалось, что содержание всадника с конем, по местным ценам, не менее одного доллара за сутки (обмундирование, довольствие и фураж). Это составляет в месяц сто пятьдесят тысяч долларов, а в год – 1 800 000 долларов. Кто знает бюджет Монголии, кто знает эту полудикую страну, для того приведенная выше цифра – колоссальна. Кроме этого, сюда необходимо прибавить содержание монгольской армии, которую нужно создать для защиты автономии, правда не столь значительную, ибо монгольский солдат менее требователен, чем кондотьер-наемник.
«Легендарная быстрота» переходов Унгерна объясняется тем, что войска его в большинстве случаев пользуются или «уртонскими», или «ургой».
«Уртоны» – почтовые станции через каждые 25–40 верст. Прибывшему путешественнику моментально дают свежих лошадей; улаг-проводник подтягивает к широкому поясу завернутую в жесткий платок накопившуюся почту, и вы мчитесь вскачь до следующего уртона. Уртонская повинность – одна из самых тяжелых и разорительных. На «уртоны» ставят богатых монгол. Через несколько лет богач разоряется (большинство лошадей гибнет от бешенной скачки) и заменяется новым.
«Урга» – это право брать лошадей из каждого встречного табуна – путь от табуна к табуну. Гонец-монгол проскакивает в сутки до десяти уртонов, т. е. свыше 300 верст. Всадники, естественно, не жалеют «уртонских». И вот, в какую бы сторону вы ни поехали от Урги, поражает обилие трупов павших коней и верблюдов. Вообразите, сколько будет искалечено, загнано лошадей, если, допустим, отряд в 300 всадников выедет на «уртонских» хотя бы на Буир-нор (32 уртона)… Ведь им надо выставить 9600 коней. Бессистемное в большинстве случаев ненужное уничтожение конского запаса сильно подорвало благосостояние монгол, ибо все богатство монгола – табун, скот. Во что обходилось монгольскому народу содержание отряда Унгерна, говорит хотя бы тот факт, что ежедневно только в ургинское отделение унгерновского интендантства монгольским министерством финансов доставлялось 60–70 быков, в месяц 1800–2100 голов (всаднику выдавалось 4 фунта мяса в день).
Монголы, в высшей степени миролюбивые по-своему характеру, не могли понять расправы русских над русскими же, почему убивают «белые» – «черных людей» (евреев), когда они торговали бок о бок мирно десятки лет. Что сделал плохого известный всем, всеми любимый старик Мошкович? Разве может быть красным «Орус черт» – Носков? Вот вопросы, которые ежедневно приходилось выслушивать от монгол (особенно чиновников) старожилам Монголии.
Интересна секретная переписка Унгерна с Богдо перед уходом русских войск в поход на Троицкосавск. Унгерн, отлично чувствуя грядущее поражение, всячески откладывал поход свой на Россию. В длинной, последней бумаге своей к Богдо, начинающейся словами «Ваше Высокосвятейшество», Унгерн подробно останавливается на той распущенности, которая, якобы, царит среди монгольского чиновничества; обвиняет монгольских министров в том, что они превыше всего ставят свое личное благополучие, а интересы родной страны отходят для них на задний план. По его словам, среди чиновничества процветает и взяточничество, и казнокрадство. «Его Высокосвятейшеству» необходимо иметь вблизи себя безусловно честного, горячо любящего Монголию и ее народ человека. Этот человек должен быть единственным советником Живого Будды.
Короче: этим человеком может быть только он, Унгерн. Отряд же его будет верной, безукоризненной в своей стойкости опорой престола. Вся переписка велась через командующего всеми монгольскими силами Джем-Балона, который являлся посредником между Богдо и бароном. С большой иронией говорил он, что барон так-таки и не дождался ответа на лестное для владыки Монголии предложение услуг своих.
Отношение Богдо к Унгерну за последнее время сильно изменилось в худшую для Унгерна сторону. Настойчивое требование Унгерна казни бывшего премьера Церен-Дорджи, способствовавшего уничтожению автономии «предателя Монголии» – встретило серьезный отпор со стороны Богдо. Убийство капитаном Безродным, по приказанию Унгерна, Улясутайского сайта (наместника) (примечание 10
Долгими предварительными гаданиями лам было выяснено, что счастливым числом для выступления в поход на Россию является 15 день IV луны (21 мая н. г.). С ужасом и жители Урги, и мобилизованные ждали наступления этого дня, ибо Сипайлов во всеуслышание заявил, что в последнюю ночь будут уничтожены «все оставшиеся в живых жиды, большевики и эсеры». В эту ночь были расстреляны 8 человек «маленьких» (в небольших чинах) офицеров и зарезана семья Немецкого (примечание 12
Как я уже писал, Унгерн приказал перед уходом на Россию сорганизовать монгольское комендантство. В качестве руководителя его негласно остался Сипайлов с 4 человеками своей команды «впредь до занятия Троицкосавска». Неопытные монголы сначала следующим образом уничтожали арестованных: к колонне в зале бывшего пограничного банка (комендантство) крепко привязывали жертву. На шею набрасывалась петля из толстой веревки. Два монгола тянули изо всех сил в разные стороны. Инструкторы из команды Сипайлова ввели усовершенствование: тонкую намыленную веревку. Убийства (ранее скрываемые от монгол), совершенные в монгольском комендантстве, делались достоянием широкой гласности, и приводили монгольских чиновников в ужас.
Семья Немецкого (еврея) в восемь человек, по рассказам монгол, выводили (русские), связанными по двое. Затем один из палачей оттягивал голову, другой резал горло… Об этом убийстве, как говорят, было доложено самому Богдо. Как и всегда, в монгольское комендантство вскоре подобрались «нужные люди», шайки монгол и чахар из комендантской команды, под видом розысков вещей, брошенных бежавшими китайцами, грабили юрты степных монгол. Почти ежедневно жалобы на их бесчинства поступали в Министерство внутренних дел, которое и выступило в защиту разоряемого народа с «всеподданнейшим» докладом Богдо. По словам одного видного монгольского чиновника: «Многие монголы сделались хуже русских». Так насаждал «культуру» «русский патриот» барон Унгерн в Монголии.
В 15 день IV луны выступил он в поход, уводя сотни обезумевших полудикарей-монгол, и не отдал прощального визита владыке их Богдо… Как известно, монголы подверглись «мобилизации», которая вылилась в простое бессистемное хватание людей, приехавших поклониться святыням, или по торговым делам. Хватали на улицах Урги. «Имают молоденьких ребят» – так охарактеризовал «мобилизацию» в простых словах монгол-переводчик.
Пребывание монгол в смешанных частях, при процветающей палочной системе – подобие каторги. Монгола бьет каждый, походя. Даже пища, монголам выдаваемая, иной раз более низшего качества, чем русским всадникам. Дезертирство среди монгол достигло небывалых размеров. Почти ежедневно в любой части вы могли видеть повешенных за попытку побега. Основанная в Урге «школа монгольских прапорщиков», на которую обращали особенное внимание (курсантам выдавался шелк на халаты, лучшая пища и т. д.), содержалась в последнее время исключительно необыкновенной крепостью громадного «ташура» атлетически сложенного хорунжего Немчинова.
Лучшим показателем «боеспособности отборных частей монгольской конницы» являются последние события, связанные с «отступлением» из-под Урги. Когда Унгерн, разбитый красными на р. Иро, отступая вначале по дороге на Ургу, свернул, не доходя реки Хара (в 120 верстах от Урги) в сторону падения ее в реку Толу, где в районе соединения рек Иро – Хара – Тола – Орхон он должен был встретиться с отходящим на Орхон отрядом генерала Резухина. Путь к столице Монголии оказался открытым. Правда, где-то болтались заставы 2 сотни 2 полка, но эти ничтожные силы не могли остановить неприятеля. Из Урги был брошен навстречу неприятелю монгольский дивизион, в количестве 165 человек, – последняя надежда. Кроме того, из деревни Мандалы (40 верст к северо-востоку от Урги) выступил с «батареей» прапорщик Пятчиков, известный «ташуритель» и вешатель солдат. Так как на три аргентинских орудия было всего 27 снарядов (да и то малогодных для «аргентинок»), два орудия были за ненадобностью по дороге брошены. Интересно, что снаряды от горных пушек, идущие в «аргентинках» не по нарезам, а свободно скользящие по каналу, выпущенные по прицелу пять верст, падали в одной версте с половиной…
Монголы, не дойдя до неприятеля, услышав о больших силах красных, о множестве «ухырбу» (бычье ружье – орудие), заявили в категорической форме, что им нужно идти обратно в Ургу «на моление», и только после того, как два человека были расстреляны, а десятки выпороты, – пошли вперед. Но в первые же ночи отряд, путем повального дезертирства, растаял. С оставшимися 50–60 человеками Немчинов и Пятчиков, далеко оставив позади неприятеля, поспешно отошли к Урге, прошли ее и прибыли в Буир-Нор (1000 верст) – 200 верст от Хайлара). Последнее орудие было брошено в 30 верстах, не доходя Урги. Так дрались монголы.
Монголы из «белых» со сказочной быстротой превращались в «красных». Белый цвет для европейца – цвет радости, для китайца – цвет горя и траура. Как многое, через китайцев монголы ассоциировали белый цвет с трауром. Унгерн окончательно укрепил подобное толкование, превратив его в цвет бесчестья. Если официальный титул Унгерна – «Охранитель границ государства, великий богатырь, командующий войсками, в звании хана, цин-ван генерал-майор Унгерн-Штернберг» – довольно цветаст и пышен, но достаточно характерно: «Пожирающий людоед».
Говоря о монголах, нельзя обойти молчанием двух лиц – барона П. А. Витте и И. А. Лаврова, спасших десятки людей от расправы оголтелых палачей Унгерна. Все оставшиеся в живых евреи обязаны тому или другому, или обоим вместе жизнью. Барон Витте, начальник экспедиции по обследованию Монголии, сконструированной в 1915 году, пользуется громадной популярностью и авторитетностью среди монгол (особенно среди чиновничества). В любой из юрт найдутся люди, которые расскажут вам о «Холзын – найон» (лысом господине. Лысый в монгольском понятии ассоциируется с почтенным, мудрым). И о его помощнике «Бага-наине» (маленьком господине) инженере Лисовском. Сотни монгольских чиновников, из которых многие в настоящее время занимают весьма важные посты – их ученики. Все почти культурные начинания последних пяти-шести лет имеют свое начало в труде барона Витте. Погруженный в свою работу Витте аполитичен, отличаясь на редкость отзывчивой душой. Он никогда не отказывал нуждающимся в его помощи – ни белым, ни красным. Унгерн, называющий Витте «идеалистом» (ругательное слово в лексиконе Унгерна), должен был считаться с ним, ибо, как князья, так и высшее монгольское чиновничество абсолютно доверяли каждому слову Витте. Привыкли к нему за пятилетнюю работу бок о бок.