Старший врач Клинберг – крупная фигура среди приближенных Унгерна. Это странный человек с неестественно белым лицом, оттопыренными ушами, полураскрытым всегда ртом и опущенными до половины глаз веками, с реденькой белокурой бородкой, кокаинист, морфинист, пьяница. Санитары, его подчиненные, дрожат при его появлении, ибо он избивает смертным боем. Санитаров своих он сажает в виде наказания на самые высокие и неудобные для сидения крыши. Несчастный студент А., «прибавивший» себе в документах один курс, в надежде получить лучшее место, и выведенный, благодаря произведенному экзамену, на чистую воду, посылается доктором Клинбергом с запиской к коменданту и не возвращается больше (расстрелян). Старушка мать его осталась без всякой опоры: она существовала на скудный заработок сына. Сипайлов говорил о докторе: «Вот все кричат «Сипайлов», «Сипайлов», а никто не знает, сколько погубил людей доктор своим наушничеством».
Доктор – садист. После боя на р. Иро Унгерн, разыгрывающий иногда доброго папашу, подошел к раненому чахару и спросил, почему тот не перевязан. Чахар ответил: «Доктор не хочет». Вызванный доктор заметил, что перевязывать нечем, весь перевязочный материал захвачен красными. Материал подвезут к вечеру. Раздраженный ответом, Унгерн набросился на врача и громадным ташуром своим, дубиной в 2 аршина в длину, 2 пальца в ширину, после нескольких ударов перебил ему берцовую кость. Доктора отнесли на руках, эвакуировали в Ургу, откуда он и отступил, лежа в телеге, с ногой в лубке. Интересно, что после этого случая ташур Унгерна был украден и сожжен на костре. Вскоре нашли для Унгерна более тонкий ташур – «не в 6 долларов, а в 60 центов». Доктор Клинберг отличался крайней стяжательностью, скупал за бесценок вещи евреев после казней, растащил все лучшее, что осталось от разграбленного Центросоюза (в бывшей конторе Центросоюза поместился лазарет), взял кое-что и из квартиры местного купца Трошина, сдавшего свой дом Центросоюзу, а квартиру свою, ввиду отъезда в Китай, сдал с полной обстановкой заведывающему конторой Лаврову. Это и сгубило его. Все думали, что у него должны были быть большие ценности.
Доктор ехал совместно с сестрой милосердия Швецовой, женой бывшего командира батареи, убитого при взятии Урги, и с кучером, мальчишкой лет 14. Придравшись к словам доктора: «Вы затеваете авантюру», импровизированное совещание Циркулинского с подчиненными «постановило ликвидировать» доктора, а затем и сестру. Сестра пыталась вернуться в Ургу, и сделала даже два уртона, но ее нагнали и вернули обратно. В одном уртоне от заимки Водохова (на Баир-норе) полковник Тесханов застрелил доктора, а прапорщик Козырев – сестру. Пытались убить и кучера мальчишку, но возмущенные солдаты отстояли его. Перед смертью доктор и сестра пытались отравиться: ели морфий, но без воды морфий не действовал.
Прапорщик Козырев, принеся обратно два патрона из 4-х, данных ему для расстрела, хвастался, что, убив свыше 200 человек, достаточно напрактиковался, чтобы не тратить «даром» патроны. По его словам, он первый раз видел, чтобы так спокойно умирали, как умерла сестра. Она просила только, чтобы дали револьвер – позволили застрелиться. У доктора и сестры в войсковую казну полковника Циркулинского было отобрано 330 долларов, кольцо с довольно крупным, но треснутым бриллиантом, 2 дамских цепи дутого золота, 2 часов и т. д.
Сильно обманулся Циркулинский, ожидая богатой наживы. Носильные вещи доктора и сестры расхватали приближенные. Одному из солдат достался корсет сестры.
Возмущенные последними убийствами, насильно мобилизованные Циркулинским, 27 июля с оружием в руках требуют от него приказа о роспуске отряда. Приказ подписан. Циркулинский поспешно исчезает. Из 70 человек только 17 поступают добровольцами в отряд Рожнева, остальные же рассеиваются.
Рожнев при приближении китайских войск бросает «добровольцев» и с 4 человеками приближенных, на автомобиле, скрывается неизвестно куда.
Противники дикого барона, желая быть справедливыми, обыкновенно заканчивают рассказ об Унгерне словами:
– Нельзя отрицать, что барон Унгерн незаурядный человек. Возьмем хотя бы его боевые успехи.
К сожалению, за недостатком места, я не могу подробно остановиться на успехах барона. Скажу немного. Имя барона в Великой европейской войне тонет в море имен храбрых рядовых офицеров. В Гражданской войне оно не встречается наряду с именами генералов, солдаты которых дрались на берегах Камы, Волги и Енисея. Разнообразные фронты Забайкалья, созданные, в большинстве случаев, провокационным способом, неистовыми репрессиями, расстрелами и порками – его стихия. Но и здесь имя Унгерна не связано с крупными победами, даже по забайкальскому масштабу. Сожженные деревни, опозоренные девушки, сотни замученных офицеров и солдат, не желавших принимать участие в кровавой вакханалии, как финал – обманутые мальчики – кадеты и гимназисты, умирающие от рук созданных им неистовых партизан…
Приглашение Унгерна в Монголию Богдо-гегеном – ложь, которую в свое время усиленно культивировали его агенты. Поход в Монголию, как и все последние военные деяния барона Унгерна, – были тем, что прекрасно охарактеризовал один из его офицеров словами: «Метание затравленного зверя».
Теснимый со всех сторон красными, потеряв весь обоз, четыре орудия, он с остатками своей дивизии, около 800 человек, скрывается в необозримых степях дикой, безлюдной страны (операция в районе 2-го казачьего отдела – сентябрь – октябрь 1920 года). За ним идут или уголовные преступники типа Сипайлова, Бурдуковского, Хоботова, которым ни при одном правительстве нельзя ждать пощады, или опустившиеся безвольные субъекты, типа полковника Лихачева, которых пугает, с одной стороны, кровавая расправа в случае неудачной попытки к побегу, с другой стороны – сотни верст степи, 40-градусный мороз, с риском не встретить ни одной юрты, ибо кочевники забираются зимой в такие пади, куда и ворон костей не заносит.
И вот, войска «питаются холодным вареным мясом и снегом», изобретается «вечный» сапог: озябшие всадники обматывают ноги только что снятой с убитого животного, еще теплой шкурой, мехом внутрь, и сшивают концы. Шкура застывает, принимая форму сапога (ноги). Импровизированная обувь не снимается месяцами. Старики и дети (12 лет), мобилизованные в Сибири после повального бегства призывного возраста, раздетые бывалыми солдатами отряда, гибнут от холода, как мухи. После взятия Урги в госпитале без устали ампутируют пальцы рук и ног…
Отчаяние и возможность грабежа в Урге ведет всадников. Но первые два наступления (конец октября – начало ноября 1920 года) неудачны: потеряна большая часть артиллерии. Спасает Унгерна бурят Джем-Балон, будущий Цин-ван, командующий всеми вооруженными силами Монголии, начавший службу в отряде его пастухом. Джем-Баллону удается войти в сношение с монгольскими князьями, недовольными жестокими репрессиями китайских завоевателей, мобилизовать монгол Цецен-хановского аймака, привлечь в отряд барона многочисленных бурятских выходцев из России (беженцев), кочующих по реке Керулену. Фанатизм монгол, подогретый консервативно настроенными ламами, особенно после лихого налета среди бела дня Тибетской сотни на дворец Богдо в Урге и увоза, несмотря на многочисленный китайский конвой, Живого Бога, – ведет к объявлению священной войны – подобие Газавата. В Урге происходят распри между китайскими военачальниками: генералом Гао-Си-Линь и генералом Чу. Оба они представляют собою военную партию, недостаточно дружелюбно относятся к представителю китайского правительства в Монголии, статскому генералу Чинь И, русофилу, в высшей степени гуманному и просвещенному китайскому чиновнику. (Знаток археологии Китая и Монголии, обладатель значительной библиотеке на китайском языке, сильно пострадавшей при взятии Урги.) Чинь И русское население обязано своим спасением, так как он не допустил избиения русских китайскими солдатами. Распри китайских генералов заканчиваются разрывом генерала Гао-Си-Линь с генералом Чу и Чинь И.
Гао-Си-Линь бросает Урну на произвол судьбы в самый критический момент наступления Унгерна, и со всем своим отрядом, представляющим отборную часть гарнизона в Урге, около 3 тысяч человек кавалерии, уходит к русско-монгольской границе. Оставшиеся китайские войска, мало обученная пехота и только что набранная милиция (рабочие и мелкие торговцы), не получающие в течение нескольких месяцев жалованья и существующие впроголодь, не могли оказать должного сопротивления, и 2 февраля жидкие цепи спешившихся русских кавалеристов, поддержанных монгольской конницей, одновременно в нескольких местах опрокидывают вяло защищающихся китайцев, занимают Ургу.
Первые два неудачных наступления на Ургу прошли под личным руководством барона и по его плану. План третьего наступления (занятие Урги) разработали единственным в истории отряда совещанием командиров отдельных частей…
Бои, после занятия Урги, близь уртона Цаган-Цэген по Улясутайскому тракту, с группой китайских войск, стремящихся прорваться из Кяхтинского Маймачена к русско-монгольской границе, к Калгану, можно охарактеризовать словами «бои отчаяния». Китайцы не ждали пощады и были уверены в мести русских за разграбление Маймачена, где все русское население, не исключая женщин и детей, около 350 человек, было уничтожено китайскими солдатами, и видели в победе – единственную возможность спасти жизнь и увезти в Китай награбленную добычу. Монголы защищали Бога и святыни столицы, русские – своих близких, оставшихся в Урге, которых в случае победы китайцев ждала участь Маймачена. И вот китайцы по пять раз сряду бросаются в атаки. Рядом с трупами китайских солдат находят трупы их жен-монголок, сражавшихся бок о бок с мужьями. Монголы, легко поддающиеся в обычных условиях панике, разряжают, как на учении, винтовки. На русского всадника приходится иногда от 10 до 15 китайцев…
Китайцы появились под Ургой неожиданно. И из Урги было брошено навстречу все, что можно было взять. Барон ухитрился «разминуться» и потерять неприятеля, около 6 тысяч человек, Своим успехом он был вновь обязан исключительно доблести русских и монгольских всадников, а также распрям китайских военачальников, из которых одни – ведут переговоры о сдаче, другие – стремятся прорваться.
Русские и монголы, брошенные из Урги, задержали неприятеля, пока вновь не подошел повернувший назад барон.
Троицкосавск могли взять с налета. Ибо в момент приближения белых войск, в нем сосредоточилось не более 400 красных, но ламы-прорицатели советуют подождать два дня… Время потеряно, подтянуты войска ДВР, подошли части Советской России – 35-я дивизия. Унгерн сосредоточивает на ночь в узком дефиле вместе артиллерию, пулеметы и обозы.