— Хорошо, снимайте форму. Я скажу Серго, что надо добыть вам новую. Эта превратилась в лохмотья.

На дрожащих ногах Глеб поднялся с лавки, стащил сначала гимнастерку, потом нательную рубашку. Они упали окровавленным тряпьем к его ногам, права Аля, осколки разодрали одежду на куски, но зато слой из ткани задержал металлические кусочки, не дал им проникнуть глубоко в тело. Неожиданно хирург отодвинула простыню, с щипцами в руках она прошла за занавеску и приказала:

— Покажите спину. — Несколько секунд осматривала каждый порез, каждое ранение и хмыкнула: — Царапины, до свадьбы заживут. Невеста есть?

Глеб вдруг не удержался, до того забавным был этот вопрос. Он фыркнул:

— Нету.

— Женим, — отрезала Лидия Михайловна. — У меня невест целый санбатальон, — и тут же приказала: — Катерина, неси инструменты, жениха нашла тебе. Сейчас в паре мест зашьем, и будет как новый.

Загремели лотки с хирургическими щипцами и иглами, снова по спине потекла вода, в этот раз теплая. Хотя по-прежнему Глебу было очень больно от того, как игла протыкала его кожу, протаскивала шелковую нить и стягивала края раны, он крепился и терпел. Вокруг хлопотали три женщины, и он не мог показать им свою боль. К тому же Лидия Михайловна отвлекала его от болезненных ощущений, без конца подшучивая:

— Не смотри, Катерина, не смотри, что худой. Где ты на войне толстых видела. Откормишь, отмоешь. Не муж будет, а золото. Шрамы украшают мужчину, а у этого посмотри-ка, будет несколько десятков. Вот какого тебе жениха нашли, самого красивого.

Катерина хихикала и фыркала, даже серьезная Аля не могла удержаться от смешков, а у Шубина текли по лицу слезы от боли, но при этом расплывалась улыбка. Когда лоток наполнился металлическими кусочками, хирург подсунула его поближе к его глазам:

— Ну, смотри, сколько из тебя вытащили железок. Счастливчик ты, все мимо артерий прошли, — женщина устало вздохнула. — Две раны зашила, Аля их обработает и перевяжет. Здесь можешь переночевать? У нас места есть свободные. Я утром, когда будут повязки менять, гляну еще раз, не пошла ли инфекция.

— Да-а, Ломидзе сообщит командиру бригады, что я останусь в госпитале, — прокряхтел капитан Шубин. Его мучения никак не заканчивались — теперь по спине ползал ватный тампон с мазью, покрывая изрешеченное тело коричневым слоем. Затем Аля плотно обмотала его бинтами, проверила узлы и протянула большую застиранную рубаху:

— Вот, пока ничего больше Сережа не смог найти. Девочка отдала, это ее отца рубашка, — она вдруг опустила голову и почти прошептала: — Я дежурю сегодня в госпитале. Можно… Сережа… он не пойдет ко всем, он со мной переночует.

Ответить ничего Шубин не успел, загромыхали сапоги, и на пороге бытовки показался отмытый, снова сияющий своими кудрями Олейко:

— Товарищ капитан, караул сменился. Все тихо.

Шубин с трудом сел, все вокруг плыло как в тумане. После нескольких часов боли он выдохнул, а тело потребовало отдыха. Глеб с трудом проговорил, даже язык перестал его слушаться:

— Хорошо. Капитан Артемов снова возвращается к командованию бригадой. Помогите ему добраться до ночлега. Я остаюсь в госпитале до утра.

— Есть! — обрадовался Олейко, он был счастлив, что его командир снова в строю и готов командовать своими бойцами.

Глеба его радость не задела, он и сам понимал, что капитан Артемов для своих бойцов как родной отец и его возвращение — хорошая новость. Сам он, казалось, от усталости не в силах был даже встать с лавки. Поэтому снова лег, укутался сверху курткой Ощепкова.

Глеб Шубин только успел негромко сказать:

— Алечка, разрешаю. Пускай ночует. Сегодня можно, — и тут же провалился в глубокий, крепкий сон, почти обморок. Наконец закончился холод, боль, ужас войны, смерть разжала лапы и выпустила его из железных когтей — и можно было разрешить себе короткий отдых.