— Наконец, авианосец старого типа может иметь истребители, а большой — бомбардировщики и торпедоносцы, — провозгласил великий князь. — Я подумаю и сообщу решение. Вы свободны, господин вице-адмирал.

— Честь имею! — боднул головой Колчак и удалился.

Он не стал тыкать в нос августейшему покровителю летучих моряков, что самый быстрый из российских авианесущих кораблей ни в жизнь не разгонится быстрее двадцати одного узла. Пиратствуя из-за спины сэра Джелико, авианосцы держались в тридцати-пятидесяти милях от целей. Британским крейсерам догнать и потопить их не составило бы труда. Авианосцу никогда не получить живучести линкора и его пушечного вооружения. Стало быть, нужны быстрые ноги.

Узнать состояние дел с машинами Григоровича Колчаку проще всего было у самого их создателя, к которому он и отправился, благо недалеко.

Дмитрий Павлович, вдохновленный успехом бомбардировщика, забросил гидропланы и увлекся сухопутными аппаратами, а ныне готовил опытный истребитель, которым надеялся потеснить машины Сикорского. Михаил Владимирович Шидловский, совладелец и управляющий питерским заводом «Руссо-Балта», держал нос по ветру, потому не рассчитывал исключительно на заказы моделей Игоря Ивановича и принял подряд на истребитель Григоровича.

Сойдясь накоротке с авиаторами, адмирал перевидал многих и, кажется, разучился удивляться. Особенно сочные индивидуумы произросли на улицах Киева — Сикорский и Григорович. Последний сыпал идеями в таком количестве, что случайно оброненного за день иному хватило бы на всю жизнь.

Он мечтал о цельнодеревянном самолете с несущей обшивкой из фанеры и никакого полотна, убирающемся шасси, дозаправке в воздухе при дальних полетах. Рядом с ним Жюль Верн и Герберт Уэллс казались жуткими примитивами, напрочь лишенными фантазии. Однако в отличие от писателей Дмитрий Павлович подкреплял свои выдумки чертежами и расчетами, плоды его воображения летали. А также стреляли, бомбили и убивали. Война-с!

Выслушав терпеливо очередной поток задумок по поводу совершенствования взлетающих с палуб машин, а Григорович к тому времени не создал ни одной, адмирал вежливо расспросил о судьбе Г-12.

— Верите ли, Александр Васильевич, на деле вышел отличный самолет с грустной судьбой. Не с кем ему воевать. Пробная эскадрилья летала на севере Франции у Врангеля, но без особого блеска. Там через узкий пляж к Дюнкерку шли толпы британцев, которых мешали с песком полевые гаубицы. Получилось дешевле, а главное — пушки стреляют издалека, они в безопасности. Две машины сели в английском расположении, итог печален и ясен. После на разведку летали «Сикорские», а бомбить перестали вообще.

— Вот как! Но ведь сам Александр Михайлович вам протекцию составили. Неужто казна больше не заказывала их?

— Отчего же. Эскадра в двадцать штук есть в столичном округе, четыре в Либаве на гидропланном шасси. Германцы на «Цеппелине» вон что затеяли — машину куда больше довоенного «Муромца», пятимоторный бомбардировщик на две тонны бомб. Дабы летать на Лондон с аэродрома под Кале.

— Дмитрий Павлович, великий князь желают больше авианосцев и самолетов. А если Г-12 как палубный приспособить?

Григорович виновато глянул на рождающееся в муках детище — истребитель. Там уже и головка показалась, осталось только вынуть его из чрева, пуповину отрезать и услышать крик. А здесь сыро, зато в качестве приза — заказ на главные ныне в России самолеты, палубные торпедоносцы. Велико искушение, невозможно ему противиться.

— Тяжел. Очень большие разбег и пробег. Корабль понадобится длиннее дредноута. Обождите недельку, Александр Васильевич. Подумаю я.

Разговоры о новом, более мощном носителе торпед доползли и до Сикорского. Мягкий с виду человек встрепенулся — у С-22 появится соперник. Правильный выход один: тот соперник обязан быть тоже из конюшни Игоря Ивановича! Коллеги-конкуренты увязли в чертежах, синьках и логарифмических линейках, таких мирных предметах, пока продукты умственного труда не превратятся в оружие и не попадут на фронт.

У Отдельного корпуса жандармов были другие задачи, и ни на день не прекращалась война, глазу невидимая. Получив общего врага, жандармы и военная контрразведка медленно налаживали отношения с германскими коллегами. И это принесло плоды. Летом 1916 года граф Татищев, расхлебывавший последствия либерализма Джунковского на посту командующего корпусом, получил сообщение из Берлина. Кайзеровская разведка узнала, что секретная служба Великобритании MI-6 готовит подрывные действия, способные ослабить Россию изнутри. А именно — засылку революционеров-экстремистов левого толка, снабженных оружием и деньгами.

Указывался даже путь следования — через нейтральную Швецию в Гельсингфорс, в слишком уж автономное финское княжество России, оттуда в Санкт-Петербург. Граф заколебался. Допустить перечисленных господ в столицу опасно. Они вольются в существующие левые партии, станут публичными лидерами, тогда ликвидировать их тихо не выйдет — поднимется изрядный шум. Советоваться с Государем по поводу революционеров — также не выход. Тот поделится мыслями с Аликс и может запретить решительные меры. Возможно, иной человек, справлявший главную жандармскую должность страны, поступил бы осторожно, с чиновничьей мудростью. Здесь левым просто не повезло.

У Дмитрия Николаевича Татищева сложилась удивительная карьера. В совершенно короткий срок он превратился из заурядного поручика в губернского предводителя дворянства, а потом и Ярославского губернатора, действительного тайного советника. А все потому, что при начальниках средних и высоких он служил помощником по особым поручениям, привыкнув дела щепетильные решать особым же способом. Жизнь заставила вспомнить навыки молодых лет и отбросить щепетильность.

— Ваше превосходительство, штабс-ротмистр Гершельман по вашему приказанию прибыл!

— Проходите, Сергей Дмитриевич, присаживайтесь. Разговор долгий предстоит. Как, кстати, здоровье батюшки?