– Чего-чего?
– Латыши, идеализирующие фашизм, тем самым протестуют против советского прошлого. Их позиция такова: когда-то нас насильно оккупировал Советский Союз, а в отместку мы станем всячески гнобить русских и лишать их прав. Другими словами, Латвия для латышей. – Тон Грина был нейтрален, взгляд не выражал ни единой эмоции. – Латышские власти этот процесс приветствуют и награждают бывших гитлеровских преступников наградами и пенсиями. Молодых нацистов не преследуют за погромы в русских домах, кафе и магазинах. Можно безнаказанно оскорблять евреев. Можно носить повязки и флаги со свастикой. Никто не смывает оскорбительные надписи с мемориалов воинам-освободителям и жертвам Холокоста. Все это способствует росту самосознания и национальной гордости. Латыши за наш счет самоутверждаются, понимаете?
– Понимаю, – пробурчал Верещагин. – Не понимаю другого. Почему это вдруг у тебя позиция такая объективная?
– Есть и субъективная, – Грин изобразил на лице подобие улыбки. – И с этой точки зрения я смотрю на ситуацию по-другому. Через прицел.
– А, – успокоился Верещагин. – Тогда ладно. Только ты мне больше лекции по политкорректности не читай, а то осерчаю. У меня, знаешь ли, с объективностью дело плохо, когда речь о фашистах идет. Плюрализма, понимаешь, не хватает.
– Какая именно организация побывала на Северном полюсе? – перешел к делу Грин, которому надоело рассуждать об общих материях. – Уж не «Айзсарги», или так называемые «Защитники»? Они носят статус общественной военизированной партии, а название позаимствовали у тех сволочей, что обслуживали гитлеровцев во время Второй мировой войны. Негласно именуют себя доблестными потомками Латышского добровольческого легиона войск СС. При немцах «Айзсарги» являлись ядром карательных полицейских батальонов. Сегодня там русофоб на русофобе и антисемитом погоняет. Сейчас таких патриотов около пяти тысяч. Примерно четверть имеет право на ношение оружия и достаточно активна.
– Для уничтожения «Защитников» тебя одного маловато будет, – заверил Грина Верещагин. – Не беспокойся, у тебя мишень поменьше и поскромней. Один крохотный ядовитый паук, правда, очень кровожадный.
– Если уж мы о биологии заговорили, то позволю себе вспомнить «Соколов Балтии». Человек тридцать бойцов, сотня сочувствующих. Их обвиняли в убийстве нескольких русских учителей и журналистов, но доказательств, естественно, не хватило. Так и порхают «Соколы» по стране – там клюнут, там нагадят…
– Ты займешься другими птицами. Того же самого полета, но иной разновидности.
– Тоже хищной?
– Более чем. Про «Ястребов свободы» слыхал?
Наморщив лоб, Грин стал вспоминать.
– Ага, «Ястребы»… «Бибиго»… «Брибога»… Черт, в этом дурацком языке черт ногу сломит!
– Новая ультраправая националистическая партия «Бривибаи ванаги», – с удовольствием поправил Грина Верещагин. – В программе этих «бибигонов» прямо говорится, что недовольные своей жизнью в Латвии русские и евреи должны возвратиться на свою историческую родину, а если не желают, то нужно выделить им землю под кладбища. Партийный слоган – «Бог хранит Латвию».
– Почему не «С нами Бог»?
– А ты у них сам спроси. При случае.
– Случай, как я понимаю, представится очень скоро.
– Скорее, чем ты думаешь. Операция уже началась. Мне порекомендовано… Точнее, я намерен провести ее в сжатые сроки. Пока свежи впечатления от уничтожения нашей экспедиции. С нашей стороны в операции должно быть задействовано минимальное количество людей. Никаких связных, никаких посредников или осведомителей. В идеале это ты один. С огнестрельным оружием.
– Его еще провезти надо, – напомнил Грин.
– Потому и говорю, что в идеале, – проворчал Верещагин. – Совершенная, но недостижимая мечта. К сожалению, без помощников тут не обойтись. Но, повторяю, необходимо свести их участие к минимуму. Потому что посторонние лица подлежат последующей зачистке.