Завод Л.А. Руссо

С Леонидом Александровичем Руссо я был хорошо знаком. Когда мой завод находился еще в Херсонской губернии, мы встречались в Одессе: Руссо постоянно останавливался в гостинице «Петербургская», где частенько проживал и я. Мы обыкновенно вместе обедали и вели бесконечные разговоры о лошадях. Ко мне, начинающему коннозаводчику, Руссо относился покровительственно и до известной степени снисходительно, но в общественной работе уже тогда ему приходилось со мной считаться. В Новороссийском обществе поощрения рысистого коннозаводства не было ограничений для метисов, и голос Руссо имел там долгое время первенствующее значение. Вскоре после моего вступления в это общество вокруг меня объединились сторонники орловского рысака и составили известную оппозицию планам Руссо. Сначала это не шло дальше регулирования программы и других более мелких вопросов, но затем, когда орловская партия окрепла, мы установили ограничения для метисов, что в сильной степени затронуло материальные интересы Руссо. Ежегодно весной и осенью он приводил свою призовую конюшню в Одессу, выигрывал все, что только мог выиграть, и осуществлял продажи своих лошадей. Приводил он из завода всю ставку, и, надо отдать ему справедливость, лошади его всегда были великолепно воспитаны и прекрасно подготовлены, а на конюшне был образцовый порядок. Долгое время Руссо был в Одессе монополистом. Наездником у него служил в то время А. Петров, который ездил на его лошадях с большим успехом. Одесский ипподром имел для Руссо очень большое значение, потому что там его лошади, помимо выигрыша, получали известность, благодаря которой многие москвичи присылали в Одессу к Руссо своих наездников с целью покупки у него лучших лошадей. Руссо в Москву свою конюшню не водил и лишь изредка, в виде исключения, посылал туда отдельных своих рысаков.

Руссо был очень влиятелен в Новороссийском обществе поощрения рысистого коннозаводства, и ему несколько раз предлагали баллотироваться в вице-президенты, однако он всегда отклонял эту честь. В обществе он состоял в должности старшего члена, что было необходимо для получения голоса в правлении. Как умный человек, Руссо правильно расчел, что в этом сравнительно скромном положении ему будет легче и удобнее проводить свои планы. Он действовал очень умело и тонко и в течение ряда лет правил обществом. Однако этому счастливому времени настал конец, как только образовалась орловская партия. После установления ограничений для метисов интересы Руссо пострадали, и этого он никогда не мог мне простить. Несколько лет шла упорная борьба, которая иногда принимала довольно острые формы. Руссо всегда говорил про меня: «Яков Иванович – это ограничения для метисов», подразумевая под этим мою неустанную борьбу за орловского рысака. Вот почему, когда я баллотировался в действительные члены Московского бегового общества, Руссо приехал в Москву и всячески стремился прокатить меня «на вороных». Старания Руссо не увенчались успехом, и я был избран. После этого наши отношения натянулись. Впрочем, это уже не имело ни для него, ни для меня никакого значения, так как наши дороги разошлись, ибо я перенес свою коннозаводскую деятельность в центр России, а Руссо остался на юге.

Руссо принадлежал к бессарабскому дворянству, он происходил из состоятельной и довольно влиятельной семьи. Это были коренные жители губернии, которые приняли русское подданство после присоединения Бессарабии. Судя по фамилии, их предок был выходцем из Франции – впрочем, об этом я не имею точных сведений. У Руссо был брат Константин, еще более страстный лошадник, чем сам Леонид Александрович. К.А. Руссо был много старше брата и первым завел в Бессарабии завод рысистых лошадей. Призовым делом он не интересовался, но завод вел долго, производил хороших упряжных лошадей, и его лошади имели большое распространение в Бессарабии. Происхождения они были довольно посредственного – на эту сторону дела К.А. Руссо не обращал никакого внимания, а его заводские книги велись небрежно. Феодосиев, который хорошо знал семью Руссо, рассказывал мне, что Константин Александрович долгое время держал почту в своем родном уезде, то есть держал почтовых лошадей, удовлетворяя этим страсть к быстрой езде. Кишиневская почта времен Кости Руссо, как говорил Феодосиев, была на высоте. Хорошо подобранные четверки и пары были преимущественно завода самого Руссо, но ему также доставляло немалое удовольствие ездить по ярмаркам и подбирать любительских почтовых лошадей. Впоследствии кровь этих «почтовых» вошла в завод Л.А. Руссо, а как и каким образом это случилось, я расскажу в свое время.

Оба брата Руссо были большими любителями рысистых лошадей. Их отец имел в давно прошедшие времена недурной завод упряжных лошадей, так что любовь к лошадям была в этой семье наследственной. Единственный сын Л.А. Руссо, которого я встречал в Москве во время войны, тоже стал страстным лошадником и по воскресеньям пропадал на бегу.

Женился Руссо на сестре известного в свое время скакового охотника и затем владельца посредственного завода рысистых лошадей в Рязанской губернии Г.Н. Кристи. Тот был очень богат, жена его была сестрой московского губернского предводителя дворянства князя Трубецкого, поэтому Кристи всегда жили в Москве или в рязанском имении жены; в Бессарабии они также имели поместья. Г.Н. Кристи одно время был московским губернатором, и родство с ним дало положение в московском обществе Л.А. Руссо.

Леонид Александрович был довольно высокого роста, плотный, широкоплечий брюнет, с крупными чертами лица, с неизменным пенсне на носу, с биноклем в руках, поскольку был очень близорук. По типу – настоящий южанин: жгучий брюнет с бородой лопатой; по виду – скорее румын, чем француз. Он не был красив, но производил впечатление приятного и воспитанного человеком. Как большинство южан, он был довольно экспансивен, добродушен и не лишен юмора. Держал себя просто, но умел, кому нужно, дать понять, что он – Руссо. Я особенно любил его смех: смеялся он от всей души, глядя на него, нельзя было не рассмеяться самому. Это был, без сомнения, умный и хитрый человек, получивший хорошее образование.

Руссо превосходно поставил свой завод. На коннозаводское дело он смотрел не как на забаву, а как на серьезное предприятие, а потому вел дело с большим умением и знанием. Руссо был также хорошим хозяином. Он почти безвыездно жил в своем имении в пятнадцати верстах от Кишинёва, а в Кишинёве у него был свой дом, где зимой жила его семья. В Одессу он ездил только весной и осенью, во время бегового сезона, а в Москве бывал крайне редко.

Руссо стал первым в России коннозаводчиком, который широко повел в своем заводе метизацию, то есть поставил во главе своего завода американских жеребцов, имел также американских кобыл и крыл своими производителями весь наличный состав орловских маток. Впоследствии так поступили Воронцовы, Коншины, Телегины, Коноплины и другие. Отдельные опыты орлово-американского скрещивания в России имели место и до Руссо, но они носили случайный характер. Руссо сразу поставил дело широко – выписал трех американских кобыл и двух жеребцов, и полученные им удачные результаты подвигли многих последовать его примеру. Не подлежит сомнению, что к разведению орлово-американских лошадей склонил Руссо именно Феодосиев. Феодосиев обосновался в Петербурге, часто наезжал в Москву, выписал американских жеребцов и, страстно пропагандируя это скрещивание, указывал сомневающимся на результаты деятельности завода Руссо. Действительно, эти результаты были хороши: никому не ведомый до того завод с бракованным орловским материалом стал производить резвых рысаков. «От ваших кобыл, – говорил Феодосиев знаменитым коннозаводчикам в Москве и Петербурге, – вы получите рекордистов, если Лёня Руссо от дрянных орловских кобыленок вывел резвых рысаков!» Идейным руководителем метизации был, конечно, Феодосиев. Теперь я намереваюсь дать историческую справку по вопросу о возникновении метизации в России. Это необходимо сделать, потому что в этом вопросе пока нет достаточной ясности.

Считается, что первым коннозаводчиком, который произвел опыт метизации у себя в заводе, был князь С.М. Голицын. Это произошло в 1888 году, а в 1889-м родился гнедой жеребец Амбер Ж. от Амбера С., жеребца американского происхождения, и кобылы Плетёнки. В следующем году та же кобыла от того же Амбера С. дала гнедую кобылу Бетси. 1889 год принято считать годом возникновения метизации в России. В 1904-м на страницах журнала «Коннозаводство и коневодство» появилась статья о новых рекордах рысаков, рожденных в России, и в примечаниях к этой статье было сказано: «Скрещивание с американскими лошадьми в наших рысистых заводах началось с 1892–1893 года; до этого если и производилось, то лишь в единичных случаях – например, в заводе кн. С.М. Голицына еще в 1860-х годах была американская кобыла, от которой в 1867 году родилась гн. коб. Кастелламаре, бежавшая с успехом в провинции». Однако это ошибка. Годом начала метизации в России следует считать 1888-й, что я докажу.

Кобыла Кастелламаре действительно бежала с большим успехом на провинциальных ипподромах в 1871 и 1872 годах и менее успешно в Москве. В 1873 году Кастелламаре закончила свою призовую карьеру. Она была, несомненно, одной из резвейших кобыл своего времени и не раз объезжала знаменитую Грозу (Аласина), впоследствии так прославившуюся своим приплодом в заводах князя Оболенского и Малютина. Данные рысистого календаря не дают нам решительно никаких сведений о происхождении Кастелламаре, там только сказано, что эта кобыла родилась в заводе князя С.М. Голицына в 1864 году от серого Кота и Американки. Обратившись к заводским книгам, я увидел, что по заводу князя С.М. Голицына эта кобыла значится в матках и ее происхождение изложено так: «Кастелламаре (½ рыс.). Гн. коб., р. 1867 г., от Кота (см. выше породу зав. жер. Грозного). Мать Американка от? бабка Фанинфернь от?».

Никаких других данных о происхождении кобылы Кастелламаре не имеется. Очевидно, автор статьи решил, что если мать Кастелламаре называлась Американкой, а бабка носила иностранное имя, то сама она является кобылой американского происхождения. Этому заблуждению способствовало имя кобылы. Однако все это не выдерживает даже снисходительной критики. Нет никаких серьезных оснований считать мать Кастелламаре кобылой американского происхождения. Тогда и кобылу Англичанку в заводе Ладомирского надо считать не голландской, а английской кобылой, хотя эта Англичанка была выписана из Голландии в 1823 году. Я не напрасно привел в пример завод Ладомирского, так как весьма возможно, что предки Кастелламаре родились именно в его заводе.

Князь Голицын в 1860-х купил в полном составе завод М.И. Бутовича во главе с производителем – призовым жеребцом серым Котом (Горюн – Крутая) завода И.Н. Дубовицкого. Крутая впоследствии дала в заводе Ершова знаменитого старого Крутого. Таким образом, не подлежит никакому сомнению, что отец Кастелламаре был орловский рысистый жеребец Кот, а его происхождение точно установлено и подтверждено данными четвертого тома «Заводской книги русских рысаков». Порода матери Кастелламаре, кобылы Американки, изложена в описи завода князя Голицына неудовлетворительно. Можно сказать только, что Американка была не орловская кобыла, а полукровная, каких немало было в то время в России. Скорее всего, она родилась у М.И. Бутовича и поступила к князю Голицыну вместе с Котом и другими матками этого завода. В заводе Бутовича, помимо кобыл очень высокого орловского происхождения, имелось немало полукровных. Одна из дочерей Кота, родившаяся у М.И. Бутовича, называлась Швейцаркой 1-й. Ее, стало быть, надо считать швейцарского происхождения, как Американку – американского! В заводе Бутовича была очень сильна кровь лошадей завода Ладомирского. Желая установить происхождение Фанинфернь, я искал ее среди кровных и среди рысистых лошадей Ладомирского, но отыскать ее мне так и не удалось. Все же я предполагаю, что Фанинфернь могла происходить либо от лошадей Ладомирского, либо от верховых лошадей самого М.И. Бутовича. Ему в свое время принадлежали знаменитые тройки, и пристяжками в них ходили арабские жеребцы и кобылы завода князя Сангушко (об этом имеются данные в нашей спортивной литературе). Мать Американки вполне могла происходить и от одной из этих арабских пристяжных кобыл М.И. Бутовича. Однако все это только гипотезы.

В сочинениях Коптева я разыскал следующие данные о Кастелламаре: «…прекрасная и резвая кобыла Кастелламаре кн. С.М. Голицына, рожденная в собственном его заводе, купленном в полном его составе у известного охотника и знатока Михаила Ивановича Бутовича в числе 20 голов за 6000 рублей, взяла четырехлетний приз Гл. упр. Кастелламаре, дочь Кота, сына знаменитого Горюна и Крутой, взяла всего три приза».

Коптев не только знал о существовании кобылы Кастелламаре, но и видел ее. Он всегда внимательно следил за историей орловской породы, и если он не обмолвился ни единым словом об американском происхождении матери Кастелламаре, стало быть, таковое и не имело места. Совершенно невозможно предположить, чтобы Коптев этого не знал. Всегда, говоря о той или другой лошади, он упоминал о ее происхождении, и если в ней были посторонние примеси, то писал об этом с сожалением. Так было в отношении шереметевских и гагаринских рысаков, так было и в отношении рысаков со вторичной примесью голландской крови. Если бы мать Кастелламаре была кобылой американского происхождения, Коптев не преминул бы это отметить.

Остается установить с документальной точностью, когда был произведен первый опыт скрещивания орловского рысака с американским. Это произошло в 1888 году. В официальной части «Журнала коннозаводства» за 1890 год (№ 6) имеется следующее сообщение: «Из доставленных в Главное управление сведений видно, что принадлежащая коннозаводчику кн. С.М. Голицыну в. к. Плетёнка, род. 1880 в заводе А. Стаховича Рязанской губ., от Ворона зав. Павлова и Богатой Хреновского завода, 22 апреля 1889 г. была случена с американским жеребцом Амбером (Amber), а 21 марта сего года приплодила в Дубровицком имении Московской губ. гнедую кобылку, во лбу большая звездочка». Это первое официальное сообщение об орлово-американском метисе. Здесь речь идет о гнедой кобыле Бетси, которая была уже вторым приплодом Плетёнки и Амбера, тогда как первым приплодом стал родившийся в 1889 году гнедой жеребец Амбер Ж.

Бросается в глаза, что впервые было сообщено в печати не о первом метисе, родившемся в заводе кн. С.М. Голицына, то есть не о жеребце Амбере Ж., а о его родной сестре, которая была на год моложе. Это произошло, по-видимому, из-за того, что дополнительные сведения по заводу князя Голицына были представлены в Главное управление в год рождения кобылы Бетси. Этому придали такое значение, что опубликовали сообщение в официальной печати. Через два года была представлена более подробная опись завода князя Голицына, и выяснилось, что Плетёнка имела в 1889 году приплод от того же американского жеребца. Плетёнка посылалась Голицыным на случку в Италию или же, что вероятнее, была куплена там и два года кряду случалась с Амбером С., а потом была приведена в Россию. Это вполне возможно, так как князь Голицын почти постоянно жил за границей, бывал в Италии и принимал участие в спортивной жизни этой страны. В 1880-х он печатал даже корреспонденции из Италии, в которых сообщалось, что в те годы там было много орловских лошадей и их очень ценили.