Я поехал в гостиницу и на другое утро был на вокзале, предвкушая удовольствие осмотра афанасьевского завода. До отхода поезда оставалось несколько минут. Артельщик уже взял мне билет и, стоя за моей спиной, торопил меня. Я спешно допивал второй стакан чаю, когда неожиданно вошел Афанасьев с небольшим ковровым саком в руках. Мы поздоровались, и я был приятно удивлен, когда Иван Григорьевич сказал мне, что отложил все свои дела и вместе со мной едет на завод.

С афанасьевского хутора мы проехали в завод Г.М. Лейхтенбергского, а оттуда вместе с Афанасьевым вернулись в Тамбов. Тут я познакомился со всей его семьей. У него были дети-подростки. Тут же я купил заводских маток – Комету, Люльку и трехлетнюю дочь Громадного Ужимку. Матвеев был прав: купить их оказалось нелегко, Афанасьев с назначенной цены ничего уступать не хотел. Торговались мы долго, но я всегда славился умением купить лошадь и в конце концов привел к благополучному концу и эту покупку. У Афанасьева в доме не было никакой коннозаводской старины: сам он очень мало интересовался ею, а в спортивных журналах читал только отдел хроники. Дом, в котором он жил, был не особенно большой, но комнаты оказались богато убранными, хотя и в купеческом вкусе: лампы, золотая мебель, зеркала в золоченых рамах. Словом, везде золото и отовсюду блеск. Афанасьев был простой и для всех доступный человек, но принадлежал к числу тех людей, которые трудно сближаются и не имеют друзей.

Перейду теперь к описанию завода. Из прежних производителей остановлюсь только на замечательном Сорванце, имевшем такое исключительное влияние на афанасьевский завод, а закончу разбором происхождения Крепыша – лучшей лошади, когда-либо вышедшей из этого завода. Быть может, многим покажется странным последнее желание, так как о Крепыше сказано и написано более чем достаточно. Но если о самом Крепыше говорили и писали больше, чем о какой-либо другой лошади, то о его происхождении нет не только ни одной серьезной работы, но даже статей или заметок в наших спортивных журналах. Никогда не была напечатана и обстоятельная генеалогическая таблица великого жеребца. Чем объяснить подобное явление? Мне кажется, что Крепыш, когда он бежал, был так феноменален и велик как призовой рысак, что заполнил воображение всех своими успехами и об остальном забыли. Что, мол, тут рассуждать о происхождении Крепыша, и без того ясно, что сочетание Громадный – Кокетка дало Крепыша – лошадь столетия! Кроме того, популярность малютинских лошадей (а отцом Крепыша был малютинский жеребец) и превосходный состав маток в заводе Афанасьева сделали свое дело: казалось, все знают, что представляют собой по кровям лошади этих двух заводов. На самом деле это было не так, и родословной Крепыша необходимо заняться тщательно и с полным вниманием. Только генеалог во всеоружии своих знаний и опыта может составить точную и верную родословную Кокетки – матери Крепыша. Говорю это потому, что в описи завода Афанасьева эта родословная доведена только до известного предела и происхождение Кокетки следует уточнять по заводским книгам других заводов.

Крепыш (Громадный – Кокетка), р. 1904 г., зав. И.Г. Афанасьева

В свое время, как и многие другие русские охотники, я очень интересовался Крепышом и записал кое-что интересное о жизни этого жеребца, однако, поскольку появилась книжка Шнейдера и Шапшала «Крепыш», я ограничусь тем, что приведу только достоверные данные о трагическом конце Крепыша, ибо о его тренировке, привычках, жизни, победах уже рассказано в этой книге.

В тот год, когда я осматривал афанасьевский завод, там было 3 производителя и всего 17 заводских маток. Иван Григорьевич никогда не вел свой завод в больших размерах. Его отец был более крупным коннозаводчиком, но и он по тамбовской мерке никогда не имел большого завода. Быть может, ограниченность заводского состава была одной из постоянных причин преуспевания завода, ибо там лучше могли накормить лошадей и тщательнее за ними присмотреть, хорошо заездить, что так трудно достигается в больших заводах.

В афанасьевском заводе тогда состояли производителями Громадный, Тайкун и Стриж. О Громадном я уже рассказывал, описывая свой завод. Остается рассказать о Тайкуне и Стриже.

Тайкун (Бычок – Томная) – жеребец р. 1895 г., завода Н.П. Малютина. Рекорды 1.45; 2.32½; 5.03¼. Тайкун – внук Могучего со стороны отца, а мать Тайкуна – дочь Удалого. О телегинском Бычке и замечательной кобыле Томной я уже писал на этих страницах. Сам Тайкун не имел класса, но дал у Афанасьева 11 призовых лошадей, выигравших без малого 100 000 рублей. Все это были лошади посредственные, за исключением Пустяка 2.14,6, матерью которого была Пагуба, одна из самых знаменитых афанасьевских кобыл. Тайкун по себе был нехорош: очень блесткий жеребец с бедной костью, но при этом с хорошим постановом задних ног. Он был чрезвычайно короткой лошадью, и это настолько бросалось в глаза, что я спросил Афанасьева, почему он остановил свой выбор именно на Тайкуне. «Я преднамеренно его купил, – отвечал Афанасьев, – так как хотел иметь обязательно короткого жеребца, ибо матки у меня в заводе отличаются удивительной длиной».

Пустяк 2.14,6 (Тайкун – Пагуба), р. 1902 г., гн. жер. зав. И.Г. Афанасьева[19]

Стриж – гнедой жеребец, р. 1895 г., завода Л.Д. Вяземского, от Мастера завода Борисовских и Светланы, дочери воронцовского Света и Ольшанки. Рекорды 2.34½; 4.55½. По тем временам это была лошадь несколько устаревших кровей и нефешенебельного сочетания линий, что сказалось на заводской деятельности жеребца. Впрочем, от знаменитых афанасьевских кобыл он дал нескольких достойных лошадей: Кардинала 2.18½ и Дисциплину 4.45,5. В смысле форм Стриж был желательным производителем в любом заводе.

Разумеется, Тайкун и Стриж могли быть только дублерами при знаменитости. В те годы все внимание Афанасьева, все надежды завода покоились на одном Громадном. После выводки Громадного двух других жеребцов я просто забыл.

Появления заводских маток я ждал с нетерпением. Наконец выводка началась, и я должен был признать правоту Коноплина, который говорил, что афанасьевский завод обладал замечательным составом маток. Даже в то время немногие орловские заводы имели столь однотипную и притом совершенно своеобразную группу кобыл. Большинство было связано общностью происхождения: либо от голохвастовских корней, либо по Кролику-Казаркину, либо по Сорванцу. Некоторые из кобыл несли все три крови. Как говорит русская пословица, мал золотник, да дорог. В применении к афанасьевским кобылам я бы сказал: мало кобыл, да все дороги! Замечательно, что из 17 заводских маток лишь одна была чужая, но происходила она также из знаменитого завода (Синицына). Замечу, что она была много хуже афанасьевских кобыл.

Душенька – вороная кобыла, р. 1889 г., от Днестра (Крутой – Мечта) и Ходкой (Перун – Хозяйка). Единственная в заводе дочь Днестра, жеребца завода Терещенко, небежавшего и одно время состоявшего производителем в заводе Афанасьева. Об отце Днестра Крутом я подробно говорил, описывая терещенковский завод, и теперь лишь добавлю, что его матерью была сенявинская кобыла, дочь знаменитого Ларчика и тулиновской Планеты. Днестр был посредственным производителем и не дал ни одной бежавшей лошади. Мать Душеньки Ходкая принадлежала к основным афанасьевским кровям: она была дочерью Перуна (линия голохвастовского Могучего), многолетнего производителя в афанасьевском заводе, и Хозяйки от знаменитого Кролика-Казаркина. От Душеньки в заводе Афанасьева родилась замечательная по себе и очень резвая Дисциплина 4.45,5. Душенька была невелика ростом и среди коренных афанасьевских кобыл была худшей.

Москва – вороная кобыла, р. 1898 г., завода наследников М.С. Синицына, от Металла (Кролик-Любезный – Лебёдка 2-я) и Морцаны (Мамай 4-й – Мятелица). Хотя эта кобыла и родилась у Синицына, но происходила она от афанасьевского жеребца. Ее отец Металл 5.26 был весьма успешным производителем и дал хороший призовой приплод. Его сын Магнит 2.16,4 был замечательно хорош на езде и состоял потом производителем сначала в Чесменке, затем в Хреновом. Мать Москвы была дочерью Мамая 4-го, другого синицынского производителя, прославившего своим приплодом этот знаменитый завод. По словам Афанасьева, он купил Москву из-за ее происхождения: она была дочерью Металла, которого он очень ценил. Москва была неплохая кобыла, но ни костяком, ни формами в глаза особенно не бросалась. Москва давала правильных детей, и ее приплодом Афанасьев был доволен.

Удалая – белая кобыла, р. 1889 г., от Усердного (Усан – Кроткая) и Утехи (Кролик-Любезный – Могучая).

Ухватка – белая кобыла, р. 1895 г., от Машистого (Сорванец – Машистая) и Утехи (Кролик-Любезный – Могучая).

Тося – серая кобыла, р. 1903 г., от Тайкуна (Бычок – Томная) и Удалой.

Я объединяю этих трех кобыл потому, что две из них, Удалая и Ухватка, полусестры по матери, а Тося – дочь Удалой. Все три кобылы по женской линии происходят от Утехи, дочери Кролика-Любезного и Могучей, той самой Могучей, которая дала Кралю, мать Кокетки, от которой родился Крепыш. Таким образом, женская линия у этих трех кобыл была замечательная, и неудивительно, что Удалую и Ухватку Афанасьев чрезвычайно ценил и не продавал ни за какие деньги. Тосю он любил и тоже не продавал. Утеха давала замечательный приплод, преимущественно кобылок. Ее дочь Умница выигрывала и состояла потом заводской маткой у М.В. Оболонского. Другая дочь Утехи, Удача, замечательная по себе кобыла, начала свою заводскую карьеру у С.С. Башмакова. Сын Утехи Устрах 2.27,3 показал для своего времени хорошую резвость. Афанасьев оставил у себя в заводе двух дочерей Утехи – Удалую и Ухватку. Обе кобылы вполне оправдали себя в заводе и дали поголовно призовой приплод. Удалая 6.32²/₅ (три версты) – мать четырех призовых лошадей (Укор 2.32,3; Умник 5.05¹/₄; Узник 2.27,2; Удаль 2.30¹/₄), а Ухватка дала их пять, во главе с классным Упрямым 4.45.

Как есть всегда враги у талантливых или преуспевающих людей, так есть враги и у таких лошадей. У Крепыша их было особенно много. Поскольку было трудно придраться к этой великой лошади, то стали говорить, что порода Кокетки случайная, неустойчивая. Это неверно. Впрочем, к чести большинства охотников того времени, можно сказать, что все эти разговоры не имели никакого успеха.

Приведу небольшую схему, характеризующую женскую семью, из которой вышел Крепыш (по заводу Афанасьева, на 1908 год):