1889 г. – рождение в Дубровском заводе от трех купленных у Константиновича жеребых кобыл трех безминутных рысаков: Ветра, Вспыльчивого и Вьюги.

1890 г. – Ветерок возвращен в Смоленскую заводскую конюшню.

1891 г. – Ветерок пал в Смоленской заводской конюшне.

Когда родился Ветерок, его старшему брату Велизарию было 10 лет и он уже пользовался вполне заслуженной известностью. Вероятно, вследствие этого Ветерку было дано заводское назначение в Хреновом. Прошло не более года, и Ветерка перевели из Хреновой в Московскую заводскую конюшню. Мне кажется, что эту меру можно объяснить тем, что в 1866 году были изданы новые правила о чистопородности орловской рысистой породы. Тогда же выяснилось, что почти весь состав Хреновского завода нечистопороден, главным образом из-за Варвара 1-го, отца Ветерка. Гринвальд пришел в ужас от этого открытия, начал возвращать в Хреновое чистопородных жеребцов и постарался расстаться с потомками пяти голландских кобыл, выведенных Шишкиным в 1825 году. Однако сделать это оказалось не так-то легко: пришлось бы забраковать в Хреновом чересчур много лошадей, заменить же их было некем. Все кончилось полумерами и изгнанием лишь нескольких лошадей. Ветерок стал жертвой этого гонения. Коннозаводское начальство ценило Ветерка либо за его формы, либо за резвость, либо за то, что он был родным братом Велизария. Обратный перевод Ветерка в Хреновое мог быть вызван успехом, который к этому времени имел приплод Велизария. Поступив вторично в завод, Ветерок пробыл там только 3 года. Трудно объяснить, почему Ветерка так недолго продержали в Хреновом и так слабо использовали. Капризы хреновского начальства мне всегда были непонятны. Из детей Ветерка, родившихся в Хреновом, никто прославиться на беговом поприще не смог, так как в то время хреновские лошади не проходили публичных испытаний.

Ветерок вернулся в Москву, и через год после этого его арендовал для своего завода Н.П. Шипов. У Шипова Ветерок дал свою первую призовую лошадь – Чародея. Рождение Чародея показало, какого класса лошадей мог давать Ветерок. Однако, несмотря на это, ни Шипов, ни другие коннозаводчики не воспользовались Ветерком. Когда пришла известность к Чародею, его отцу Ветерку минул 21 год и он находился уже в Смоленске.

В Смоленске, где со времен старика Энгельгардта многие мелкопоместные дворяне, а также купцы стали охотниками и недурно разбирались в рысистых лошадях, Ветерок был встречен хорошо, и ему стали давать кобыл лучшие смоленские коннозаводчики. Именно тогда А.А. Энгельгардт случил свою кобылу Думу 2-ю с Ветерком и получил серую Вьюгу. Константинович, наиболее опытный и знающий из смоленских коннозаводчиков, оценил Ветерка и взял его к себе на постоянный пункт. В следующем же году Ветерок дал резвого Ворожея, успешно бежавшего в Москве. Ворожей получил плохое воспитание и попал на ипподром случайно, ибо, когда ему минул год, завод Константиновича был распродан. Три безминутных рысака от Ветерка, что родились в Дубровке, также произошли от кобыл, купленных у этого коннозаводчика.

Резюмируя все сказанное, я должен признать, что Ветерок был выдающимся производителем, и если бы он был поставлен в благоприятные условия заводской деятельности, то весьма возможно, что даже превзошел бы своего брата Велизария. Несмотря на то что Ветерок недолго пробыл в Хреновском заводе и только год был производителем в первоклассном заводе Шипова, он создал лошадей высокого класса, а его сыну Вспыльчивому было суждено дать двух производителей, одного для Дубровки, а другого для Хренового.

Года два тому назад мне посчастливилось купить у Нащокина два очень интересных альбома с фотографиями прежних лошадей. В одном из них находится фотография Ветерка. У Ветерка была большая голова с удивительно характерным лбом, крутой выход довольно тяжелой шеи, недостаточно ребра, плоское копыто, фризистая нога, широкий постанов зада, густой хвост. Жеребец был очень длинен, масти вороной, без отмет; несомненно, сыроват и мясист. Я бы сказал, типичный представитель голландского направления в нашей рысистой породе. Ветерок получился более похож на своего деда Визапура 3-го, чем на своего отца Варвара 1-го. Чем глубже я изучаю коннозаводское дело, тем больше начинаю ценить Лисаневича и прихожу к заключению, что то, о чем он писал, было ему хорошо известно. Мне попались на глаза следующие строки Лисаневича о детях Варвара 1-го, в частности о Ветерке: «В то время когда Хреновской завод брал на племя таких детей Варвара, как, например, Важный, Венера, Варварка, Ворожба, о которых можно сказать, что это были идеальные рысистые лошади, желанного типа и сорта, в то же время завод комплектовался и такими: Ветерок – безупречно голландский» (Русский спорт. 1890. № 29).

Судить о лошади по фотографии не всегда возможно, вот почему я с особой осторожностью сделал описание форм Ветерка. По старым фотографиям легче судить о формах и типе изображенных лошадей, нежели по нынешним. Тогдашние фотографы не мудрствовали лукаво и не подрисовывали затем лошадей. Теперь же фотографы делают так называемые художественные снимки: ставят лошадей очень искусно и тем скрадывают недостатки, кладут тень и ретушь. Такие художественные фотографии с коннозаводской точки зрения имеют весьма мало цены. О фоне я уже не говорю: тут бывают и моря, и реки, и целые океаны. Помню, как один весьма известный фотограф так разрисовал Пас-Роза, что сделал его красавцем. Шубинский был в восторге, но я, например, не узнал этого жеребца. Пас-Роз стоял на узкой полосе земли, а далее, сколько видел глаз, расстилался целый Атлантический океан! Все-таки нашим современным специалистам-фотографам следует изучать классические фотографии Брюст-Лисицына, Диго и Кампиони.

Предположительно Важный (от Варвара, сына Визапура 3-го), р. 1852 г.[16]

Коренастый (Вспыльчивый – Усадная), р. 1896 г., Хреновского зав.[17]

Комар (Коренастый – Лава), р. 1909 г., Хреновского зав.

Если Измайлов недооценил потомков Ветерка, то, стало быть, Ветерок ему не понравился. Чего же мог страшиться Измайлов? Измайлов, как ремонтер и кавалерийский офицер, как огня боялся сырости, наливов, лимфы и мясистости в лошадях. А в Ветерке это было. Хотя оба его сына, особенно Вспыльчивый, вышли сухи и замечательно хороши по себе, но, очевидно, Измайлов не доверял им. Он справедливо думал, что в потомстве обоих жеребцов может отразиться Ветерок. Со своей точки зрения Измайлов был прав; вообще же говоря, он сделал крупную ошибку – недооценил голландское влияние на нашего рысака. Ошибка усугублялась тем, что Вспыльчивый не имел никаких отрицательных черт Ветерка, а стало быть, являлся драгоценным представителем породы. Крупный, сухой, породный, дельный, образцово сложенный, широкий и весьма капитальный, Вспыльчивый обладал также удивительной природной способностью к рыси и превосходным характером. Впоследствии этими же качествами в полной мере обладал лучший сын Вспыльчивого Коренастый, производитель Хреновского завода уже в мое время. На выводках Лисаневич постоянно указывал на это и был совершенно прав.

Раз в Ветерке были так характерно выражены голландские признаки, интересно посмотреть, при каких комбинациях кровей он дал свой лучший приплод. Возьмем для примера его призовых детей, родившихся от кобыл Константиновича: Ворожея, Ветра, Вспыльчивого и Вьюгу. Рассмотрим их краткие генеалогические таблицы. Разумеется, эти таблицы даются здесь как вывод из родословной, как рецепт, по которому была создана данная лошадь, как экстракт подробной и обстоятельной генеалогической таблицы. Приводить целиком родословные нет никакой надобности.

Начнем с Ворожея, родившегося еще в заводе Константиновича и бывшего на год старше остальных трех лошадей.

Эта родословная чрезвычайно показательна. Ветерку, который был прямым потомком Любимца 3-го, сына одной из голландских кобыл, выведенных В.И. Шишкиным в 1825 году, была подведена кобыла Задача, отец которой Приз приходился внуком голландскому жеребцу Саардаму, а мать Раздумья по прямой женской линии происходила от дочери того же Саардама и, кроме того, имела по Усладу кровь голландской кобылы № 3, также выписанной Шишкиным в 1825 году. Здесь уместно будет заметить, что прославленный за правильность форм и дельность статей энгельгардтовский Услад имел определенно выраженный голландский тип. Я сужу об этом по письмам В.И. Коптева к И.К. Мердеру с парижской выставки, где демонстрировался жеребец: «Услад, благодаря мастерскому содержанию, неузнаваем. Ему выпотнили шею капорами, и она сделалась изящною. Пристанов головы, бывший грубым, теперь превратился в очень красивый зарез. Длина корпуса, при выпуклых почках и длинном крестце, удивляет всех». Такие черты экстерьера характерны для многих потомков пяти голландских кобыл, но особенно верны для Визапуров и Великанов.

Кстати, с Усладом на выставке случилось небольшое несчастие, которое в Петербурге по принятому обычаю поспешили раздуть. Судя по другому письму Коптева, дело было так: «Так как до Вас доходят иногда слухи в искаженном виде, то спешу Вам написать правду. Услад Энгельгардта попал ногою в повод, отчего она распухла. Е.А. Игнатов велел примачивать водою, но конюх натер нашатырным спиртом, что увеличило опухоль, и теперь нога кажется опухшею, но он не хромает. Вчера приехал сам Энгельгардт и, по-видимому, недоволен, что Услад получает только серебряную, а не золотую медаль».

Вернемся теперь к Ворожею.

Этот жеребец является продуктом явного усиления голландской крови и инбридинга на знаменитую Касатку, что позволило ему стать резвым призовым рысаком. Разумеется, такая родословная совсем не случайна, как не случайно и то обстоятельство, что в заводе Константиновича резвый призовой сын Ветерка родился именно от Задачи, а не от какой-либо другой кобылы. Необходимо также отметить, что Задача и у Константиновича, и позднее в Дубровском заводе, несмотря на то что ее случали с Правнуком, Бычком, Правнука-Заветом и другими жеребцами, не дала не только ничего равного Ворожею, но даже призового. Следует сделать вывод, что сын Задачи Ворожей был обязан своей резвостью усилению в его родословной голландских элементов.

Остальные три родословные менее характерны, но всё же построены по тому же принципу: