— Тебе же не привыкать к трудностям, урожденная принцесса Веллории?

После они еще долго сидели молча. Впервые за длительное время, Шарлинте было настолько спокойно и уютно. Внутри больше не метался запутанный клубок разнообразных эмоций. Лин вполне понимала, что все ее проблемы никуда не делись, и стоит только выйти из этой комнаты, придется столкнуться ними вновь. Лицом к лицу. С тремя из них точно. Но теперь у нее были душевные силы для этого. Стоило всего лишь выговориться.

Просидели бы и дольше, но император, тоном, не терпящим возражений, потребовал, чтобы они спустились к обеду. Лин почти дошла до лестницы, ведущей на первый этаж, когда королева напомнила о необходимости переодеться к трапезе. При этом принцессе явно отметила укоризну во взгляде матушки, осмотревшей ее брюки и рубашку. Правда, королева тактично промолчала. А Шарлинта подавила желание извиниться и оправдаться. Соответствовать чьим-либо ожиданиям больше не хотелось. Правда, это скорее походило на тихий саботаж, чем на громкий уверенный протест.

Зайдя в спальню, принцесса замерла в дверях, рассматривая яркое синее пятно на кровати. Платье. Не бальное. Дорожное, достаточно скромное, украшенное серебряным шитьем и россыпью жемчуга по подолу. Само его присутствие на кровати указывало на то, что кто-то захотел увидеть Лин именно в этом наряде. Вот это и было странно. Матушка не могла это сделать, так как все время была рядом с принцессой. Дед не стал бы копаться в женском гардеробе. А Саарита не позволяла себе делать выбор за Шарлинту, без ее прямой просьбы. Остаются только амаиры. Амаиры, которые ни разу за все время не акцентировали свое внимание на одежде девушки. Ни банальных дежурных комплиментов, ни замечаний. Как будто им все равно.

— Я позволил себе выбрать платье.

Шарлинта вздрогнула, услышав голос старшего амаира. Странно, что она не заметила его присутствия в комнате сразу.

— Зачем? — спросила принцесса, стараясь не смотреть Равенелю в глаза.

В глубине души остался страх. Боязнь вновь попасть под его воздействие. Не верилось, что амаир прислушается к братьям вот так, сразу же, не проделав еще несколько неприятных экспериментов над ней.

— Не бойся меня.

Голос тихий и как будто надломленный. Доверие. Откуда ему взяться, если страшно даже просто смотреть в глаза?

— Лин.

Она выросла с осознанием, что страх — это стыдно. Что за ее спиной стоит много поколений славного рода Дерхайт, славящегося бесстрашием и силой духа. Что она — одна из них. Такая же. Смелая и несгибаемая. А теперь принцесса просто боялась смотреть в глаза человеку, к которому испытывала первое сильное чувство.

Равенель стоял рядом. Так близко, что Шарлинта чувствовала тепло его тела и запах, который раньше так успокаивал. А теперь…

Принцесса скользнула взглядом по его лицу — подбородок, скулы, нос, брови, и в последнюю очередь глаза. Больше серые, чем синие, как хмурое осеннее небо, утратившие обычное спокойствие, полные живых эмоций — злости, сожаления, горечи.

— Ты сердишься на меня? — спросила девушка, и едва не отшатнулась, когда амаир провел костяшками пальцев по ее щеке.

От усилий, потраченных на то, чтобы не дрогнуть и удержаться на месте, мелко задрожали мышцы ног и рук.

— На себя, Лин.

В его искреннее сожаление хотелось верить. А еще хотелось, чтобы все стало чуть проще, как раньше, когда она радовалась любому его вниманию. Просто радовалась, не пытаясь контролировать свои чувства.

— Зачем ты выбрал мне платье? — повторила вопрос принцесса. — Я неуместно одеваюсь? Не так, как у вас принято?

Внизу их ждали матушка и дед, с которым Шарлинта еще толком и поздороваться не успела. Вопрос, кажется, поставил старшего амаира в тупик. Иначе, зачем бы он оглядывал ее рубашку и штаны, как будто видел впервые.