На кухне повисла тишина.

— Через три дня, амаира, — наконец, холодно произнес Равенель. — Мне нужно закончить все важное до этого визита.

Они почти не виделись все это время. Лин засыпала до того, как кто-то из амаиров появлялся в спальне вечером, а пробуждалась уже одна. Днем к ней всегда заходил Икрей, чтобы расспросить, как идет расшифровка записей. Ни Нел, ни Трейвент не появлялись. Шарлинте казалось, что ей все равно. Что так даже проще держать дистанцию. И она сама не могла объяснить, что именно заставило ее вымолвить холодно и отстраненно:

— Я предпочитаю нанести этот визит одна.

Смотреть на старшего амаира Лин не могла. Слишком больно, слишком горько, слишком сильно разрасталась внутренняя пустота. А феникс… Он не владел собой так же хорошо, как Равенель. Наверное, поэтому Шарлинта без труда прочла на его лице отражение собственных чувств. Боли, которую ему причиняла она. Из-за краха личных иллюзий, в котором Трейвент точно не был виноват.

— Хорошо, через три дня. Я напишу деду, — немного потеряно произнесла она, и что-то обручем сдавило ее горло, вызывая дурноту. — Простите, мне нужно на воздух.

Выхватывая плаща из гардеробной у входной двери, Шарлинта услышала непривычно властный голос младшенького:

— Саарита, останьтесь. Рихт.

Уже на улице, жадно глотая холодный воздух и быстрым шагом направляясь к парку, принцесса осознала, что сопровождает ее на этот раз не тракарамка, а один из братьев Фолленов. Но ей было все равно. Хотелось не просто быстро идти, а бежать. Бежать на пределе сил, чтобы скрыться от той боли, что она сама причиняла Трейвенту и, наверное, Икрею тоже. Правильно ли, справедливо ли? Била собственной обидой по тем, кто не виноват? Кто уязвим перед ней, как она перед Равенелем?

Думать о старшем амаире было большой ошибкой. Дурнота подкатила к горлу совсем как той ночью. Пришлось склониться над ближайшим кустом. Рихт было дернулся в ее сторону с намерением помочь, но принцесса жестом остановила его. И без того ситуация была унизительной.

Шарлинта опустилась на первую попавшуюся скамью. Ей действительно нужно было в империю к деду. Не за разгадкой чужих записей. Лин необходимо было поговорить с единственным человеком, которому можно рассказать все честно и открыто. С матушкой.

Во рту было горько и противно, поэтому Шарлинта, не задумываясь, отпила из поднесенной к губам фляжки. Подняла глаза, чтобы поблагодарить Рихта и замерла, словно кролик перед удавом. Равенель присел на корточки перед лавкой и его серо-синие глаза оказались прямо напротив ее лица. Старший амаир не удосужился захватить плащ, на нем была только рубашка, но впервые за последние дни Лин почувствовала горячее тепло, которое исходило от его тела.

Это тепло давило, лишая внутреннего спокойствия, пробираясь за стену отчуждения, причиняя боль, даря какую-то нелепую надежду, за которую нельзя было цепляться ни в коем случае. И в глаза не стоило смотреть. То, что разглядела девушка там, в предгрозовом небе, не могло быть правдой. Нельзя обрастать новыми иллюзиями, слишком острые осколки от них остаются.

— Вы не могли бы сесть рядом? — внешне абсолютно спокойно, хотя от внутреннего напряжения начали мелко подрагивать пальцы рук, попросила Шарлинта.

От ее тихого «вы» он вздрогнул, как от удара, и какая-то яркая пугающая волна расцветила серо-синие глаза огненными всполохами. Комок ледяного страха колкими иглами вцепился в горло принцессы. Лин старалась дышать тихо-тихо, чтобы не спровоцировать того внутреннего зверя, который смотрел сейчас на нее из глубины глаз амаира. Цивилизованные нелюди? Так бояться после всего, что было ранее, казалось нелепым. Но еще ни разу до этого она не чувствовала настолько эту яркую инаковость трехипостасного.

— Мне так удобно. Я, наконец, вижу твои глаза, Шарлинта.

Наверное, стоило бы перевести взгляд куда-нибудь, просто опустить его, но почему-то принцесса не могла заставить себя это сделать. Равенель не отпускал. Шарлинта не понимала, как именно он воздействует на нее, но чужое влияние на свою волю, пусть и такое небольшое, ощущала вполне ясно.

— Что ты делала в том коридоре, Лин?

От горького смешка принцесса удержаться не смогла, столько в этом простом вопросе было скрытого обвинения. Она же еще и неправа останется?

— Саарита рассказала? — спросила принцесса, не спеша переходить к обсуждению самой ситуации.