— Устала, — тихо и совершенно спокойно согласилась девушка.

В общем-то, не солгала ни капли. Последние несколько ночей она почти не спала. Лежала с закрытыми глазами, отгородившись от амаиров коконом одеяла. Вполне необходимого. Закрывшись, она перестала чувствовать их тепло и мерзла, как всегда раньше, в той жизни, спокойной и счастливой, как оказалось теперь, без амаиров.

— Что происходит, маленькая?

Вот это «маленькая» тоже перестало хоть что-то затрагивать в ней. Не коробило ни капельки, не злило, но и не завораживало, как раньше.

Глаза пришлось все-таки открыть. Лин мазнула взглядом по лицу амаира, устроившегося на краю купели. Мимолетно, не решаясь проверить, осталось ли то магнетическое притяжение в глубине его глаз.

— Все в порядке, мой амаир.

Горькая улыбка чуть тронула ее губы. В ласковом обращении было столько той самой лжи, в которую она с такой радостью поверила. Перед глазами вновь всплыла картина, избавиться от которой никак не получалось. Глубокая ночь. Едва освещенный коридор жилого крыла дворца. Амаир рядом с приоткрытой дверью чужих покоев. Длинные бледные пальцы холеной блондинки на его плечах. Зрелой, красивой, знающей себе цену. Фаворитка Альбера графиня Таласси. Наверное, бывшая. Впрочем, какое до этого дело Шарлинте. Можно было внушить себе, что ничего такого она не лицезрела. И это было бы правдой. Ничего Лин не видела. Только стоявшего к ней спиной, безупречно одетого амаира и виснущую на нем блондинку в откровенном шелковом пеньюаре. И как забыть теперь, что он позволял ей на себе висеть?

Что же ей просто не спалось той ночью, после нелепой истерики? Зачем понесло на эту абсурдную прогулку в сад? Почему Саарита не остановила? Как теперь жить вот такой — заледеневшей изнутри? Хорошо хоть тело тогда слушалось, и Лин с тракарамкой ускользнули на боковую лестницу до того, как их смогли заметить. Хорошо, что это был ее дом, и девушки короткой дорогой все же оказались в саду. Где принцессу сразу вывернуло под ближайший куст. И во рту остался горький вкус разбитых надежд. Слез не было. И истерика не вернулась. Но что-то сломалось внутри. И принцесса до утра сидела в дальней беседке в саду, привыкая к выворачивающей боли. Сживаясь с ней. Выстраивая из нее той самый эмпатический щит.

— Линн, — потянул он своим неповторимым хрипловатым голосом, от которого раньше у нее волоски на теле вставали дыбом. — Посмотри на меня.

Шарлинта послушно подняла глаза. Ей не привыкать смотреть вроде как прямо на человека, но сквозь него. Не в глаза, а на переносицу. Главное, не спорить, не расшатывать внутреннее ледяное равновесие. Это всего лишь брак по договору. Навязанный обстоятельствами им всем. Ее этому учили. Строить отношения только на уважении и ничего большего не ждать. Как же она могла забыть эту науку? Как же допустила такую непростительную ошибку?

— Мы будем ждать тебя внизу в кабинете, — прозвучало официально и холодно.

Равенель поднялся с купели и вышел, оставив Шарлинту одну. Но легче все равно не стало. Закусив губу, принцесса нырнула под слой пены, закрываясь ото всех, в том числе и от самой себя, толщей мыльной воды, проглотившей стук закрывшейся двери.

Лин грела пальцы о чашку с теплым взваром. На ней было самое закрытое шерстяное домашнее платье, но согреться не получалось. Новый внутренний щит как будто вытягивал из нее тепло. Сидевший прямо напротив девушки Равенель пристально изучал ее лицо. Шарлинта физически ощущала этот взгляд, но сама предпочитала рассматривать парок, исходящий от взвара. В кабинете висела нездоровая тишина, но принцессу она совсем не смущала. Заговаривать первой она не собиралась. Ей было все равно, где молчать. Сидя в кабинете или лежа в кровати. Амаиров после той единственной ночи Лин из спальни больше не выставляла. Но что-то надломилось в их отношениях не только с ее стороны. Никаких попыток к близости амаиры не предпринимали. Анализировать причины этого было слишком болезненно, и Шарлинта просто приняла происходящее, как факт.

Они спали в общей постели, как соседи и не более.

Когда перед девушкой на стол легла толстая потрепанная тетрадь в кожаном переплете, Лин оторвалась от созерцания взвара.

— Что это?

— Записи мага, найденные нами в заброшенной лаборатории изгоев, — ответил Икрей.

Шарлинта протянула руку к тетради, но прежде вопросительно взглянула на младшенького. Избегать взгляда младшего амаира не требовалось, он никогда не будил в ней тех особых, запретных теперь чувств. Икрей кивнул, и принцесса откинула кожаную обложку. Острые, выцветшие, с трудом читаемые буквы на дешевой серой бумаге. Местами засаленные пятна и прожженные дыры. Почерк неразборчивый, путанный. Но главное совсем не это.

— На зендарийском, — растерянно произнесла принцесса. — Этот маг не трехипостасный?

Подняла обескураженный взгляд и буквально обожглась яростным огнем в глазах Равенеля. Злость, непонимание, что-то еще, что Лин уже не успела рассмотреть. Созерцать чужие записи было куда безопасней.