– Мужа подозреваете? – спросила Агата.

– Как всегда… Мы его разыщем.

Сэр Бернард вышел в коридор, держа перед собой руки в перчатках.

– Там имеются улики, которые нам следует описать и собрать, инспектор.

– Какое у вас сложилось впечатление, доктор?

– Неофициальное мнение, составленное до вскрытия?

– Конечно.

– Она была полузадушена… но не до смерти. И пока была в полубессознательном состоянии или без сознания, нападавший перерезал горло бритвой… Орудие убийства на постели.

– И это стало причиной смерти?

– Почти наверняка. Изувечили ее уже после: двенадцать колющих ранений острием консервного ножа… и он на постели… и еще пять щипцами для завивки… тоже там.

– Время смерти?

– Судя по состоянию трупа, я бы назвал время между полуночью и двумя часами утра текущих суток.

Агата записала это в блокнот, а потом спросила:

– Пока вы не начали собирать улики и орудия убийства, нельзя ли мне зайти в квартиру? Мне хотелось бы осмотреться. Я буду осторожна.

Инспектор и врач переглянулись, медля с ответом, потом сэр Бернард кивнул, и инспектор Гриноу сказал:

– Безусловно, миссис Маллоуэн. Но вы уверены, что хотите подвергнуть себя…

– Уверена.

Агата вошла в квартиру с тем же почтением, с каким вошла бы в храм. Эта молодая женщина, не важно, была она проституткой или нет, была ни в чем не виновата – и у нее зверски отняли жизнь. Ужас жертвы, боль, а потом милосердное забытье… все это Агата ощутила в тесном, ужасном, ничем не примечательном помещении.

Шкафчик был вскрыт. Сумочка и ее содержимое – включая кошелек, явно опустошенный, – лежали на пуфике.

Сама жертва была распластана на диване. Голова ее свешивалась с одного края, нога была перекинута через другой. Кровь запятнала тонкую рубашку, тело было очень белым. Агата осторожно обошла полутораметровую черную лужу. Она заметила на кровати окровавленный консервный нож, покрытое кровью лезвие от бритвенного станка, окровавленные щипцы для завивки.