В старшей школе я был в юношеской олимпийской команде по прыжкам на батуте; я мог сделать сальто назад двадцать шесть раз подряд. Не так уж и круто, но в аду можно показать класс.
– Как ты мог так нас предать, сраный мастер лепки? – закричал я. – Ты нас подставил!
– На тебя повесят целую книгу, пацан, – сказал он мне и вышел.
Ну, может, и не книгу, но пару глав точно. У того копа, который нас подставил, была вендетта – его брат умер от передоза, поэтому мы стали несчастными жертвами его морального крестового похода.
На слушании я попросил поговорить с судьей наедине. Я тогда уже достаточно насмотрелся серий «Перри Мейсона» и знал про консультации в кабинете судьи… а там уже можно напиздеть о чем угодно. Я сказал судье, что тот коп – а не я – был преступником. Он вломился к нам в школу, подсадил нас на траву, а потом за это же и сдал. Я сказал, что до этого момента никогда даже не слышал о травке, не говоря уже о курении.
– Он раздавал нам косяки, клянусь, и говорил, что сейчас так принято. Я итальянец, ваша честь, – как мне повезло, что судья был таким же, – и все время жил по законам родителей, по священной вере католической церкви…
У Ферриса Бюллера ничего на меня не было.
Я получил выговор, и меня поставили на учет. Приходится платить – так работает система. Хорошая новость заключалась в том, что из-за четырех нарушений на мою повестку поставили НП, несовершеннолетний правонарушитель, так что мне ебаный Вьетнам не грозил. А плохая… ну, об этом в следующей главе. Я бы все равно не поехал во Вьетнам. Я был против войны.
Такой была вся моя жизнь. Разумеется, меня вышвырнули из старшей школы «Рузвельт», но зато разрешили играть на гитаре в «Музыканте» в конце года. Да, в Ривер-сити были проблемы – я. Прямо перед концертом «кто-то» взорвал в туалете петарду. Это был конец года, куча выпускников, и если бы все эти несчастья не свалились мне на голову, я бы тоже выпустился. Я был подавлен. На память я забрал себе барабан, на котором играл в школьном оркестре. Этот барабан потом познал свое в конце песни
Меня отправили в школу «Хосе Кинтано» для одаренных детей, на Пятьдесят шестой западной улице, 156. Это была школа для одаренных засранцев и детей кинозвезд. Там были актеры, танцоры, девочка, которая играла Энни на Бродвее, и все такое, но там было веселее, чем в «Рузвельте». У всех учеников была та безумная искра, такое же
– Чем ты сегодня занимаешься?
– Мы сегодня записываемся, – ответил он.
–
– В «Апостолик», – сказал он.
– А можно
– Ну да, приходи, – ответил он.
– Как называется ваша группа?
–
– В смысле,
– Да, – улыбнулся он.