В качестве примера Маттлин приводит историю с покупкой отелей. Не так давно китайские компании в ажиотаже скупали гостиницы за рубежом. Теперь у объектов, приобретенных в кредит во время отельного бума, дела идут не лучшим образом. В феврале 2018 года государство взяло контроль над рыночным гигантом Anbang, который влез в столь же гигантские долги, – в числе прочего, скупая отели. Покупательская лихорадка обошлась слишком дорого.
Маттлин уверен, что западный ориентализм негативно повлиял и на самих китайцев. Они поверили в стереотип о своей прозорливости и теперь охотно поддерживают эту репутацию на мировом уровне. Лидеры страны в своих речах подчеркивают значимость даосизма и в особенности конфуцианства – традиционных китайских учений. Конфуцианский посыл о послушных подданных и гармоничном обществе отлично сочетается с идеями компартии.
На Западе принято считать, что в китайском обществе царят коллективизм и единство. Профессор китайской культуры и обществознания Матти Нойонен из Лапландского университета придерживается иного мнения.
«На практике все совсем не так. Трудно найти более эгоистичного гедониста, чем современный китайский подросток», – настаивает Нойонен.
Он изучает ценности и мировосприятие китайской молодежи в период с 1990-х до наших дней. Нойонен критикует современных западных экспертов, которые привыкли считать, что китайское общество проникнуто конфуцианскими принципами. Конфуцианство, возникшее в VI веке до н. э., подчеркивает важность общественных устоев и ценность связи, возникающей, когда подданный смиряется перед правителем, сын – перед отцом, а жена – перед мужем. Разумеется, конфуцианство повлияло на мышление китайцев, однако со временем ценности меняются.
При Мао царил коллективизм, а в период «культурной революции» молодежь и вовсе призывали забыть о себе ради общего блага, однако слово «конфуцианство» само по себе оставалось ругательством. Это учение считалось проклятым феодальным пережитком, стоящим на пути прогресса. В разгар «культурной революции» молодежь призывали отрицать авторитеты наставников и родителей, а представителей рабочего класса натравливали на образованных граждан и ученых. Тогда были отринуты все конфуцианские принципы, проповедовавшие цивилизованность и послушание.
По словам Нойонена, проблемы возникли в 1980-е, с началом политики одного ребенка и особенно в связи с экономическими реформами, направленными на рост благосостояния. В итоге на свет появилось поколение детей, выросших в семьях без братьев и сестер, которые привыкли искать во всем личную выгоду и думать исключительно о себе.
«Дети растут между двух огней. С одной стороны, партия призывает к потреблению, поскольку без него невозможен экономический рост, – так появилась питательная среда для подросткового гедонизма. В то же время коммунисты всеми силами пытаются навязывать молодежи общественные ценности, однако за исключением национализма эти идеи очень плохо прорастают на удобренной стяжательством почве».
Ни для кого не секрет, что в Китае правит коммунистическая партия. Но что это означает на практике?
Начнем с того, что в партии состоят далеко не все китайцы. Она состоит из 90 миллионов избранных членов, занимающих ключевые позиции в обществе. В ответ партия требует абсолютной лояльности. Это значит, что когда руководство принимает решение, члены партии должны поддерживать его безоговорочно – по крайней мере в принципиальных вопросах. Коммунисты держат народ в ежовых рукавицах, но со стороны трудно увидеть, как партия вертит страной, поскольку ее щупальца проскользнули во все механизмы государственной машины. Одни считают, что компартия – это хребет Китая, другие сравнивают ее с паразитом на теле страны.
Система государственной власти в Китае двояка: на одном уровне действительно принимаются решения, а на другом создается лишь картинка для пропаганды. Самый показательный пример – лидер Китая Си Цзиньпин. Он одновременно занимает позиции председателя КНР и генерального секретаря компартии. Жителю страны с демократическим строем может показаться, что первая должность важнее, но это не так. Генсек – куда более впечатляющий титул.
Роль председателя республики (китайского аналога президента) – не более чем ширма. В теории китайское государство функционирует практически так же, как большинство западных стран: на местном уровне – например, в городах – проходят выборы. Избранные путем голосования члены Городского Собрания народных представителей выбирают депутатов от провинций, а те, в свою очередь, – членов Всекитайского собрания народных представителей. ВСНП же утверждает министров и председателя республики. Выглядит довольно демократично, не правда ли? Однако есть одно «но».
На местных выборах могут выдвигаться лишь члены компартии или одобренные ими кандидаты. Если кто-то посторонний вздумает баллотироваться, его заключают под домашний арест или заставляют умолкнуть иными способами – например, избивают. Таким образом, собрания народных представителей и на местном, и на общегосударственном уровне оказываются под контролем коммунистов. Вся эта «демократическая» цепочка выборов ни на что не влияет.
На деле все решения принимаются внутри партии, а ее возглавляет генеральный секретарь. Его и прочих лидеров компартии выбирают – либо благословляют выбор – на съезде партии. Фактически партийные органы принимают все решения и утверждают кадры для того, чтобы их затем одобрило «демократическое» собрание народных представителей. Если партия чего-то не одобряет, то не одобрят этого и народные представители.
На всех уровнях партийный аппарат доминирует над государственным: политбюро и его постоянный комитет держат правительство и министров на коротком поводке, а в провинциях, городах и деревнях партийные кадры руководят работой гражданских чиновников. Разумеется, некоторым удается выгодно совмещать посты: члены политбюро зачастую одновременно являются министрами, а партийные руководители на местах – чиновниками. Таким образом, партия проникла во все государственные структуры и манипулирует ими, как считает нужным. Простой гражданин в рамках этой системы практически ни на что не влияет. Ему остается уповать на то, что партия работает на благо народа.
Воспитаннику западной демократии зачастую сложно понять, как устроена власть в Китае. Но и многим китайцам нелегко объяснить смысл демократии, не говоря уже о ее преимуществах. Когда я жила в Пекине, мой учитель китайского с удивлением слушал рассказы о парламентских выборах в Финляндии и о том, что я могу проголосовать даже в Китае – в финском посольстве. Я сообщила ему, за какую партию намереваюсь отдать голос и почему. Учитель счел мой энтузиазм странным и спросил, какое значение может иметь один голос. Ему казалась невероятной история о том, как одна финская пара потратила несколько дней, чтобы проехать тысячу километров до Пекина только ради выборов: в Ухане, где они жили, не было ни финского посольства, ни консульства.
Позже я посетовала, что моя партия не прошла в парламент. «Ты расстроена? Что будешь делать?» – спросил учитель. Я попыталась объяснить ему, что в демократии побеждает большинство, и это замечательно. Учитель лишь покачал головой, в его глазах наши западные выборы выглядели как детские игры.
В Китае с властью не шутят. Европейца может удивить тот факт, что армия здесь тоже подчинена партии, а председатель Си Цзиньпин является ее верховным главнокомандующим[19]. И это самая что ни на есть «партийная» армия. Ее первостепенная задача – вовсе не оборона страны, а сохранение власти коммунистов. Ведь партия оказалась во главе государства в результате гражданской войны, с оружием в руках. Разумеется, формально вооруженные силы нацелены на отражение внешних угроз. При этом сами военные отождествляют себя с народом, что выяснилось на примере событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, когда коммунисты поначалу не могли заставить солдат стрелять по своим.
Судебная власть в Китае тоже находится в руках партии. Впрочем, на Западе об этом хорошо известно, поскольку многих волнуют судьбы китайских борцов за права человека. По желанию партии подозреваемого могут признать виновным и приговорить к любому наказанию.
Таким образом, Китай вполне можно назвать авторитарным государством под контролем коммунистической партии. Однако это не означает, что в китайской государственной системе нет ничего положительного. Профессор китаистики Хельсинкского университета, руководитель университета Конфуция в Финляндии Джули Чэнь Юйвэнь отмечает, что жители западных стран склонны поспешно и неверно судить о Китае.