«К модернизации „по-китайски“ в разных районах Тибета относятся по-разному. Отношение во многом зависит от того, насколько успешно региональные власти вовлекают в этот процесс местных жителей. Кроме того, мнения отдельных тибетцев тоже сильно варьируются. В провинции Юньнань, где я жила, преобразования идут успешно, уровень жизни здесь вырос. Дети ходят в школу, взрослые могут позволить себе покупку автомобилей и бытовой техники. Они нашли себя в туристическом бизнесе. Для тибетцев туризм куда более выгодная сфера развития, нежели горнодобыча. Благодаря ему смягчилось и отношение к монастырям. А вот в тибетских районах провинции Сычуань жители ничего не выиграли от модернизации, и там люди подчас действительно прибегают к самосожжению», – говорит Лаукканен.
Самосожжение – поступок человека, доведенного до предела. Логично предположить, что тибетец, решившийся на подобное, лишился всего из-за китайцев. В то же время деревне, в которой гостила Лаукканен, деятельность китайцев пошла на благо. Люди по доброй воле водружают на крышах китайские флаги, а на домашний алтарь вместе с фигурками Будды прикрепляют фотографию Мао Цзэдуна. Местные называют себя коммунистами. Это звучит странно, но объяснимо. До прихода коммунистов к власти деревня и прилегающие земли принадлежали четырнадцати кланам, а остальные батрачили на них за еду. В округе промышляли разбойники. Деревенские жители говорят, что китайцы принесли свободу и порядок. Но Лаукканен напоминает, что в действительности все было не так уж радужно: при коммунистах продолжилось деление земель на различные районы и округа и произошла «культурная революция», что принесло немало тягот.
Не все тибетцы воспринимают китайцев как угнетателей, однако их голос в западных странах практически не слышен. В то же время в силу цензуры простые китайцы ничего не знают о том, как грубо нарушаются права тибетцев. Коммунистическая пропаганда утверждает обратное. Китайцы уверены, что принесли в Тибет исключительно достаток и процветание. Такую снисходительность китайцев, в том числе ученых, Лаукканен называет расизмом: смотрите, мы, просвещенные, несем прогресс примитивным туземцам.
Живущий в Пекине американский историк и преподаватель Джеремайя Дженн исследовал представления американской и китайской молодежи о Тибете. Он читал лекции тем и другим и путешествовал по Тибету со студентами. Дженн говорит, что молодым китайцам сложно понять, почему тибетцы недовольны и даже бунтуют, – ведь Китай так сильно помогает им в экономическом отношении. Для сравнения Дженн приводит молодежи пример Шанхая XIX и первой половины XX века – «время унижений», – когда у власти там находились в основном иностранцы.
«Шанхай был под властью чужаков, но те сделали для города много хорошего – например, значительно подняли уровень медицины, – утверждает Дженн. – Когда на Западе сетуют, что китайцы уничтожают тибетскую культуру, я напоминаю, что они по крайней мере не дарят тибетцам зараженных оспой одеял, чтобы их убить (именно так в свое время европейцы поступали с индейцами в Северной Америке)».
До захвата китайцами Тибет тоже не был похож на райский уголок. Народ страдал от нищеты и голода. Китайцы не сомневаются, что в Тибете тогда господствовал феодализм: простые люди за свою работу и продуктовый оброк получали от близлежащих монастырей землю и защиту. Жители Китая верят, что их правительство освободило тибетцев от феодально-теократического ига. Китайская пропаганда в мрачных красках рисует то время. И все же, по мнению американского исследователя Эллиота Сперлинга, самым беспросветным периодом в истории современного Тибета стали 1960–1970-е годы, когда область находилась под жестким контролем Китая.
Далай-лама не раз выступал сторонником демократии и в 2011 году окончательно уступил свои полномочия парламенту, выбранному правительством Тибета в изгнании. Тем не менее далеко не все тибетцы приветствуют демократический строй. Многие желают возвращения теократии – религиозного государства, которое возглавил бы далай-лама.
Имидж далай-ламы в Китае и на Западе – словно день и ночь. Китайские лидеры и ханьцы ненавидят и поносят его. По их мнению, далай-лама – волк в овечьей шкуре. Тем странам, лидеры которых встречаются с далай-ламой, Китай угрожает санкциями. Политики все чаще стали избегать подобных встреч из-за страха потерять огромные контракты с Китаем.
«Китайцы никак не могут понять, почему на Западе так восхищаются далай-ламой. Для них он практически Усама бен Ладен, – говорит Джеремайя Дженн. – В свою очередь, жители западных стран не видят, что далай-лама – не просто кроткий монах».
В глазах китайцев далай-лама – король без короны, и правительство боится, что он попытается ее вернуть. Далай-лама – не только духовный, но и светский лидер Тибета. Но какой территорией он правит – районом, принадлежащим Китаю, независимым государством или чем-то еще? И китайцы, и тибетцы перекраивают историю под свои нужды. Китайцы считают, что Тибет был частью их государства аж с XIII века, когда обе страны находились под властью монголов. После отделения от Монгольской империи страны объединились, а Пекин стал общей столицей. С точки зрения тибетцев, общий завоеватель – единственное, что объединяло две страны. Веками между Тибетом и Китаем существовали связи, которые тибетцы расценивают как отношения независимых стран. Китай же считает Тибет исторической частью своего государства.
Западные историки чаще всего трактуют ход событий так: Тибет фактически оказался под властью Китая при династии Цин в XVIII веке, однако в начале XX века китайцы потеряли эти земли и отвоевали их в 1950 году. Китай же уверяет, что Тибет начиная с эпохи Цин всегда принадлежал ему. Для китайских националистов Тибет – неотъемлемая часть страны и буфер, отделяющий Китай от Индии.
Одна из особенностей тибетского буддизма – ключевая роль далай-ламы. Нынешний духовный лидер – уже четырнадцатый по счету. Нового далай-ламу находят после смерти предыдущего. Тибетские буддисты верят, что в процессе реинкарнации душа ламы выбирает мальчика, в теле которого она возродится вновь. Далай-лама почитается как воплощение бодхисаттвы сострадания – Авалокитешвары. Бодхисаттвы настолько просветлены, что уже готовы достичь нирваны, но остаются, чтобы помогать людям.
Когда умирает далай-лама, верховные монахи медитируют и ждут знака – например, во сне, – указывающего на его новую инкарнацию. Когда подходящий ребенок найден, его подвергают испытаниям. Например, он должен выбрать из нескольких предметов те, что принадлежали прежнему далай-ламе. Нынешнего, Тэнцзина Гьямцхо, после четырех лет поисков нашли в тибетской деревне Такцер.
До совершеннолетия далай-лама рос в Тибете, однако бежал в Индию после антикитайского восстания в 1959 году. Так возникло правительство в изгнании. В Тибете жизнь текла по-разному: в самые мрачные годы буддизм был полностью запрещен. В 1980-е Китай стал уделять культуре и религии больше внимания и начал развивать тибетскую экономику. Китай и представители далай-ламы неоднократно вели переговоры о положение тибетцев и их лидера, но безрезультатно.
Складывается впечатление, что сейчас китайцы просто ждут смерти 83-летнего[18] далай-ламы, чтобы после этого добиться избрания прокитайского преемника. Китайское правительство уже похитило ребенка, который должен был стать следующим панчен-ламой, вторым по рангу после далай-ламы. По традиции далай-лама участвует в поисках нового панчен-ламы и наоборот: панчен-лама помогает отыскать преемника умершему лидеру. Теперь же панчен-лама растет под надзором китайских властей, которые регулярно демонстрируют его общественности.
Когда в 2014-м далай-лама объявил, что может и не возродиться, китайские бюрократы были вне себя от злости – это смешало все планы правительства. Забавно: коммунистическая держава требует от буддийского монаха реинкарнации. Комизм ситуации в своем интервью «Би-би-си» описал Роберт Барнетт, руководитель тибетской программы Колумбийского университета: похоже, никто в компартии не представляет, как управлять Тибетом без посредничества ламы.
У далай-ламы может оказаться два последователя: один – выращенный китайцами, и второй – избранный самими тибетцами. Но сколько бы их ни было, пока преемник вырастет, пройдет как минимум двадцать лет. Кто будет представлять Тибет в это время? Во что выльются внутренние разногласия? Будет ли кто-то по-прежнему проповедовать мир среди тибетцев?
«Возможно, китайцы наивно полагают, что, когда нынешний далай-лама уйдет, все наладится. Но им будет его не хватать: после смерти лидера не останется никого, к кому тибетцы отнесутся с почтением. Ситуация может стать намного сложнее и запутаннее», – говорит Джеремайя Дженн.
Руки на живот, потом на грудь, затем вверх, взмах в стороны и снова на живот. Я пытаюсь выполнять упражнения, слушая аудиоинструкции на китайском. Пример подают две китаянки, давно переехавшие в Финляндию, одна постарше, другая помоложе. Мы спокойно стоим на месте и делаем руками пассы в воздухе. Пожилая женщина поправляет положение моих пальцев: средний чуть повыше, кончики пальцев должны соприкасаться так, чтобы меж ладоней оставалось небольшое пространство.
Нас окружает офисная мебель – занятие проходит в переговорке библиотеки Sello, расположенной в пригороде Хельсинки. Зимой здесь регулярно собираются последователи Фалуньгун, или Фалунь Дафа, как учение часто именуют на Западе. В одном только столичном регионе они устраивают множество мероприятий для местных жителей. Сегодня на занятии в Sello кроме двух инструкторов и меня нет никого, да и меня привело лишь любопытство. Мои наставницы – дамы весьма приятные и ненавязчивые, хотя страстно верят в учение Фалунь Дафа и в то, что эта практика творит чудеса.