На Западе говорят о лавине китайских туристов, однако то, что мы видим, – лишь вершина айсберга. Менее чем у десяти процентов китайцев есть паспорта, но гости из Поднебесной уже сейчас составляют самую большую долю среди туристов, и она продолжает расти. Если в 1998 году китайцы совершили 8,4 миллиона поездок за рубеж, то к 2017 году это число выросло почти до 130 миллионов, сообщает Государственное управление по делам туризма КНР. Правда, основная «заграница» для них – Гонконг, поскольку даже для поездок туда жителю материкового Китая необходим паспорт.
Мы еще долго будем сталкиваться с китайскими туристами, впервые выехавшими за пределы своей страны. И чем больше среди них будет провинциалов, тем примитивнее окажутся их манеры.
Мы ужасаемся привычкам китайцев, но и сами подчас кажемся им неотесанными. То, что для нас привычно, китайцу может показаться неприемлемым – и наоборот. Например, даже неглубокое декольте считается в Китае бесстыдством. Неприлично показывать зубы, поэтому многие смеются, прикрывая рот рукой. Гостя следует проводить как минимум до лифта, а лучше – до самой улицы, после чего надо продолжать махать ему вслед, пока тот уходит.
Китайцы считают, что в поездках с компанией друзей каждый просто обязан смеяться и шуметь: это говорит о том, что все довольны. Безмолвная группа финских туристов покажется им похоронной процессией. В западных магазинах китайцам тоже приходится подстраиваться под непривычные обычаи – их заранее предупреждают о нерасторопных западных продавцах, которые могут обслуживать только одного покупателя за раз.
Пожив в Китае какое-то время, я узнала, что на людях жена обязана быть тише и скромнее мужа. Я не изменила своего поведения, хотя в глазах китайцев наверняка не раз опозорила супруга. Путешествуя по Китаю, я обычно надевала самые поношенные вещи, которые было не жалко запачкать. Мои местные спутники ужасно смущались: остальные туристы были одеты с иголочки. Наверняка китайцы думали, что я совершенно не воспитана. В их глазах я представляла не только свою нацию, так что опозорила и финнов, и других европейцев, да и вообще всех жителей Запада одним махом.
Долгое время китайским семьям разрешалось иметь лишь одного ребенка
Если кампания называется «Политика одного ребенка»[12], логично предположить, что ее суть состоит в ограничении количества детей на семью: одна семья – один ребенок. Но это не совсем так
Политика одного ребенка проводилась в Китае с 1980[13] по 2015 год, но в ней было столько исключений, что на практике речь шла о «политике полутора детей». Для сельской местности действовало самое важное исключение: если первой на свет появлялась девочка, семья имела право завести еще одного ребенка. В деревне залогом достойной старости всегда оставались сыновья – именно они заботились о родителях преклонного возраста.
Работая над книгой «Нация одного ребенка» (One-Child Nation), я познакомилась с семьей, в которой детей было семеро! Появились они втайне от властей: мать семейства, госпожа Ванг, родила младших в отместку чиновникам, которые нарушили свое обещание и не зарегистрировали старших, появившихся на свет незаконно. Судьба миллионов детей, растущих в Китае без документов, сурова, поскольку в большинстве случаев они даже не могут пойти в школу.
Богатые могли обойти ограничения: за незаконных детей полагались штрафы, которые состоятельные люди выплачивали без труда. Бедняки же на годы увязали в долгах.
Несмотря на многочисленные лазейки в законе, китайцы в конце концов смирились с политикой одного ребенка. А вот для государства она обернулась проблемой, поскольку пенсионеров в будущем окажется существенно больше, чем трудоспособных граждан. Кто тогда позаботится о стариках и станет оплачивать их пенсии и лечение? В 2016 году после долгих колебаний Китай перешел к политике двух детей. Но на основании свежей статистики рождаемости можно сказать, что китайцы не особо жаждут прибавления в своих семействах.
На Западе бытует мнение, что китайских девочек-сирот удочеряют европейцы, потому что на родине они никому не нужны. Специалист по азиатским странам профессор Кей Энн Джонсон из США доказала, что это лишь распространенное заблуждение. Таких девочек охотно принимали китайские бездетные или желавшие завести девочку пары, просто зачастую эти усыновления проходили неофициально и семьи сами обо всем договаривались. Однако в 1990-е годы власти Китая усложнили процесс любого усыновления. В итоге детские дома оказались переполнены, и девочек стали брать к себе семьи из-за рубежа.
Еще одно расхожее мнение, связанное с политикой одного ребенка, гласит, что в результате успеха кампании прирост населения сократился слишком сильно. По официальным данным, Китай не досчитался 400 миллионов новых граждан. Согласно демографу Цай Юну, на самом деле озвученную ранее цифру можно смело делить пополам. И причиной такому демографическому спаду послужила не только политика одного ребенка. Еще до ее введения в 1970-е годы действовала более мягкая программа по регулированию рождаемости, которая за 10 лет урезала количество новорожденных куда сильнее, чем более жесткие меры последующих 35 лет. Число детей сокращалось бы в любом случае по мере развития Китая, как это происходит во всем мире. Массовая насильственная стерилизация и аборты были излишни – гораздо эффективнее оказалось просвещение и раздача средств контрацепции, считает исследователь Сюзан Гринхог.
Вопреки царящему на Западе мнению, у политики одного ребенка были свои плюсы. Горожане, в семьях которых на свет появлялись девочки, начали относиться к ним как к мальчикам: девочкам стали давать возможность получить хорошее образование. Благодаря политике одного ребенка в Китае появилось множество молодых, образованных и целеустремленных женщин.
Тибетцы – мирная нация
На Западе восхищаются угнетенными Китаем народами
В западном сознании есть устоявшееся представление о Тибете: у подножия Гималаев, на Тибетском нагорье, живет самая мирная нация на планете – пасущие яков и овец тибетцы. Китай притесняет тибетцев, но все сопротивление этих набожных буддистов сводится к актам самосожжения. Страдания Тибета начались после захвата его Китаем в 1950 году[14]. Далай-лама, духовный лидер тибетцев, живет в изгнании в Индии и известен во всем мире как самый добрый и кроткий правитель на земле. Он награжден Нобелевской премией мира, а Китай его почему-то преследует.
Иными словами, тибетцы в нашем понимании – практически идеальные люди, настоящие герои из далекой восточной страны.
Однако есть у медали и обратная сторона, которую на Западе игнорируют. Это противоречие констатирует исследователь Сонья Лаукканен, в своей диссертации по антропологии она пишет о влиянии туризма на самовосприятие тибетцев. Кроме того, она изучает сложившиеся на Западе представления о Тибете. Лаукканен жила в Китае с 2009 по 2012 годы и бóльшую часть этого времени провела в национальном парке у подножья священных гор Мэйли в автономном округе Дицин, что в провинции Юньнань. На крутых склонах субтропический климат превращается в высокогорный, и парк манит туристов, в особенности китайских. Работая над диссертацией, Лаукканен попутно содержала гостевой дом в местной деревне, где жило порядка 350 человек – они выращивали злаки и виноград, собирали грибы и целебные травы в горах, обслуживали туристов. Так что с бытом тибетцев Лаукканен знакома не понаслышке.
«Когда я говорю, что тибетский вопрос не настолько однозначен, как мы привыкли считать, мои финские друзья думают, что я выступаю против далай-ламы. Я не сомневаюсь, что далай-лама – хороший человек. И была бы на седьмом небе от счастья, встретившись с ним. Но не стоит его обожествлять», – говорит Лаукканен.