АМЕРИКА: КРИЗИС НАЛИЧНОСТИ И «ЧЕРНАЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ»

К сентябрю 1925 года Угет исчерпал наличность и был вынужден обратиться для подкрепления своего счета к «европейцам»; Миллер и Новицкий ссудили ему 5 тыс. ф. ст. По иронии судьбы, часть средств Угет был вынужден тратить на оплату хранения в помещении Американской банкнотной компании 2500 ящиков с денежными знаками, отпечатанными когда-то для проведения денежной реформы в Сибири; в сентябре планировалось выработать схему для их уничтожения.

Финансовое положение некогда могущественного Угета было столь плачевным, что он не смог вовремя вернуть ссуду в полном объеме, чем вызвал жесткое письмо Миллера. «Я твердо рассчитывал, — писал Миллер, — что долг будет погашен к концу года и что в ближайшем будущем я смогу использовать свои бумаги для получения ссуды, необходимой для покрытия так называемых „общегосударственных расходов". Благодаря получению от Вас 1 000 фунтов я временно имею возможность обернуться, но все же я должен Вас убедительно просить принять все меры к тому, чтобы рассчитаться возможно скорее, а в крайнем случае внести хотя бы половину долга в течение января, иначе здесь создастся совершенно неудобное для всех нас положение. Если бы вопрос не стоял так остро, я разумеется не стал бы так настаивать и торопить».

На краткое послание Миллера уязвленный Угет ответил тремя с половиной страницами текста. Он объяснял задержку платежа тем, что, в свою очередь, не завершилась в срок продажа вагонов. По-видимому, покупателем было правительство Латвии, ибо Угет ссылался на перемены в латвийском кабинете как на причину задержки. Не удалось ему продать и акции.

С большим трудом Угет выкрутился из финансовых затруднений. В начале мая 1926 года в письме бывшему сослуживцу по Кредитной канцелярии С. П. Ермолаеву, в прошлом чиновнику по особым поручениям Министерства финансов, которого судьба занесла в Константинополь, он признавался, что его едва не постигла «полная катастрофа». С начала 1926 года, когда предоставленные ему «европейцами» средства иссякли, все российские учреждения в Америке держались за счет займов, делавшихся под личные обязательства Угета. Вскоре его долг достиг 15 тыс. долл. Угет опасался обращаться за помощью к американской администрации, ибо та, в свою очередь, должна была получить одобрение конгресса на предоставление ссуды дипломатическому представительству несуществующего правительства. Это могло не только создать сложности для администрации. Будирование «русского вопроса» могло, по мнению Угета, ускорить признание СССР.

Угет рассчитывал на продажу железнодорожного инвентаря, по его же словам, «крайне трудно поддававшегося ликвидации», к тому же съедавшего более 2 тыс. долл, в месяц (стоимость его хранения). Если бы продать железнодорожное имущество не удалось, признавался Угет, то, не располагая никакими личными средствами, он был бы не в состоянии расплатиться с долгами. Но все же его финансовое положение не было бесперспективным, учитывая остатки российского имущества, находившиеся под его контролем, а также судебные процессы по претензиям российской казны к американским компаниям. Однако сколь бы ни были велики суммы, которые теоретически мог получить Угет в результате судебных исков (самое удивительное, что ему действительно удалось кое-что получить), все вырученные средства должны были пойти на уплату долгов российского правительства. Долги Соединенным Штатам российского государства, представителем которого все еще признавался Угет, превышали 190 млн долл.

Угет не советовал Ермолаеву, который просил его посодействовать в получении американской визы, перебираться в США. Бывшим чинам Кредитной канцелярии, потерявшим места на государственной службе, сделать карьеру в Северной Америке не удалось. Д. Г. Тер-Асатуров получил было в 1922 году работу в Монреале, но лишь благодаря женитьбе на канадке «с большим положением»; однако через три года лишился места. Перцов уехал в Европу; С. А. Петров, прибывший в 1922 году «на положении беженца», развозил молоко. Только А. И. Данилова, вернувшегося в 1920 году из Сибири, Угету удалось устроить в банк «Киддер, Пибоди и К⁰», и то только потому, что на счетах банка находились крупные суммы российских денег.

Теперь положение в корне изменилось: остатки денег, вырученных некогда от «золотого займа», были Угетом полностью израсходованы.

АМЕРИКА: ПРОДАЖИ ИМУЩЕСТВА

Балансовая стоимость имущества, остававшегося в распоряжении Финансового агентства на 15 февраля 1921 года, составляла 6 964 990 долл. Кроме того, в период с 31 мая 1921-го по 28 апреля 1923 года поступило в результате ликвидации контрактов с фирмой «Ремингтон» имущества на 116 374 долл. Это имущество общей стоимостью 7 079 487 долл, было продано к марту 1927 года за 726 556 долл., в десять раз дешевле балансовой стоимости. По соглашению, заключенному между Угетом и Казначейством, все средства от продажи имущества должны были пойти на погашение процентов по американскому кредиту.

Продажи имущества производились в зависимости от политического положения и возможности оплачивать хранение, тем более что платежи за хранение порой превышали его реальную стоимость. Так, на 1 января 1922 года они исчислялись суммой 4811 долл, в месяц, к 1 января 1923 года ежемесячные платежи снизились до 4420 долл. В 1921 году были проданы только часть патронов и некоторые мелочи. После того как в апреле 1922 года выяснилось, что с 1 июля посольство будет закрыто, стала очевидной необходимость продажи всего имущества, кроме тех грузов, которые «в будущем могли бы быть использованы в России при любых обстоятельствах». Российские дипломаты резонно предполагали, что американская администрация не разрешит никаких отправок в Россию до тех пор, пока не признает какое-либо российское правительство. Поскольку они рассчитывали, что таким правительством будет какое угодно, кроме большевистского, было понятно, что ждать предстоит долго.

Тогда же за имущество инвентарной стоимостью 1 310 003 долл, было выручено 53 277 долл. «Грандиозные убытки, якобы понесенные казной с реализацией части грузов, в действительности носят лишь кажущийся характер», — резонно писал Угет. Во-первых, имущество заказывалось в военное время, когда цены были взвинчены. Во-вторых, имущество, перешедшее в собственность российской казны после ликвидации завода «Ремингтон» и состоявшее из ружейных частей, рабочих лекал, специальных станков, проходивших по книгам Финансового агентства по контрактной стоимости, теперь могло быть продано только по цене металлолома. Так, за 22 станка инвентарной стоимостью 22 938 долл, было выручено 477 долл., за ружейные патроны инвентарной стоимостью 11 546 долл. — 500 долл, и т. д.

За три подъемных крана общей инвентарной стоимостью 50 тыс. долл, удалось выручить лишь 11 тыс., поскольку они были изношены и использование их в России представлялось, по заключению российских инженеров, маловероятным. После закрытия склада миссии российского Министерства путей сообщения в Сиэтле краны не использовались, пришлось бы платить за их хранение. Примерно с тем же успехом шли продажи и в последующие годы. Лишь дистанционные трубки удалось продать существенно выше инвентарной стоимости в 26 302 долл. — за 37 тыс. Целью Угета было распродать все, кроме железнодорожного имущества, хранившегося на частном складе в Сиэтле (при сравнительно небольшом его количестве это было дешевле, чем содержать собственный склад), общей стоимостью 1 830 922 долл. Это привело бы и к снижению платежей за хранение почти в два раза.

Продажи имущества шли неравномерно, временами финансовое положение Агентства становилось отчаянным. К сентябрю 1925 года, как уже говорилось выше, вся наличность была исчерпана. Однако в критический момент, в мае 1926 года, Угету удалось продать 976 комплектов металлических частей для товарных вагонов, что дало 125 тыс. долл. Это позволило не только расплатиться с долгами и освободиться от ежемесячных платежей за хранение (2 тыс. долл.), но и обеспечить содержание здания посольства и архива (он хранился в арендованном складе в Нью-Йорке) до 1 января 1930 года.

Со временем стало понятно, что и хранение столь необходимого России железнодорожного имущества потеряло всякий смысл.

Последняя крупная продажа — 9 паровозов Маллета англо-чилийской селитренной корпорации за 50 тыс. долл. — состоялась в июне — июле 1926 года. «Послесловием» к этой сделке стала продажа 12 октября 1926 года листового железа, из которого был изготовлен навес над паровозами. За железо выручили 75 долл. За Финансовым агентством продолжали числиться 2484 ящика денежных знаков, так и не поступивших в обращение. Эта бесполезная теперь бумага хранилась бесплатно в Американской банкнотной компании. Каким-то образом Угету удалось договориться, чтобы денежные знаки были уничтожены за счет компании, хотя, по расчетам ее представителей, уничтожение денег должно было потребовать строительства двух дополнительных печей и около года работы. Однако управились быстрее: вопрос о сожжении денежных знаков был согласован в декабре 1926 года, а уже 10 февраля 1927-го компания уведомила Угета, что деньги в буквальном смысле пущены на ветер.

В апреле 1927 года Угет представил итоговый отчет Казначейству, а 10 июня завершил работу над «Памятной запиской» о ликвидации российского имущества в США. 16 июля в Париже состоялось совместное заседание Совещания послов, финансовых агентов и приглашенных лиц (М. Н. Гире, В. А. Маклаков, С. А. Угет, В. И. Новицкий, К. К. Миллер, М. В. Бернацкий, Н. В. Савич), на котором была заслушана «Памятная записка». Совещание констатировало: «Ныне все остатки русского казенного имущества в Соединенных Штатах Северной Америки ликвидированы и в ведении Финансового Агента продолжает числиться лишь судебный процесс против Lehigh Valley Railroad Company».

Дело против железнодорожной компании «Лихай-Вэлли» по поводу взрыва на острове Блэк Том в июле 1916 года, в результате чего погибло много имущества, принадлежавшего российской казне, окончательно завершилось 12 декабря 1927 года, когда Верховный суд США отклонил апелляцию железнодорожной компании. Российское государство, которое представлял Угет, давно кануло в Лету, но судебная машина сработала в конечном счете весьма четко. Однако выигрыш дела доставил Угету скорее моральное удовлетворение, ибо львиная доля причитавшегося с компании без малого миллиона долларов (984 104 долл.) была внесена им в Федеральный резервный банк (764 554 долл.), остальное пошло на гонорары адвокатам (196 820 долл.), оплату судебных издержек (19 863 долл.) и удовлетворение британской претензии (2865 долл.).