Ни одной мысли, в голове настолько пусто, лишь кроваво-красным набатом по нервам било желание.

Увлеченные, они не услышали широких шагов, переходящих на бег. На поляне они были не одни.

Удар в плечо, настолько сильный, что Щека отбросило на землю, он быстро вскочил. Золото в глазах застыло, сбитое дыхание не желало подчиняться, похоть перерастала в гнев. Катя быстро поднялась с земли, одергивая задранную до груди кофту. Щеки начали гореть.

Бестужев стоял совсем рядом, дышал, как загнанный в ловушку обезумевший зверь, на скулах проступили желваки. Секунда, в которую оба пронзали друг друга обжигающими злостью взглядами. И губы Щека растянулись в убийственно плотоядной улыбке – немой вызов. Саша рванул вперед. Взлетел кулак, Смоль с немым ужасом следила, как тело Щека юркой змеей уходило вбок, он уклонялся. Не добивал, вообще не касался пролетающего мимо Бестужева, и тот по инерции завалился на колено, а затем снова вскочил.

– Бестужев, прекрати! Ты сошел с ума?! – Кате стало страшно. Страх лупил диким ознобом, в котором тряслись руки и сжимало горло. Он не слышал, будто ее не существовало вовсе. Сжимал кулаки и дышал рваными хрипами. Безумно.

– Еще раз я увижу тебя около нее, я убью тебя, понял?

– Саша! – Она скользнула у его бока, пытаясь встать между парнями. Это глупо, совершенно по-детски и не нужно. Щек в молчаливом призыве тянул к ней руку. Поддержка на кончиках протянутых пальцев. Сильный, спокойный даже сейчас. Катя потянулась не к нему, нет – к дарованному спокойствию. Почти коснулась руки, когда рывок за вторую отбросил ее назад. Смоль не сразу поняла – ее от парня отшвырнул Бестужев.

Еловые иглы больно впились в ладони, колени раздавили хрупкие цветки сон-травы, оставляя на джинсах зелено-фиолетовые пятна. В носу начало щипать. Смоль вскинула голову, чтобы увидеть напряженную спину одногруппника, он закрывал ее собою.

Будто Кате нужна была защита от человека, уже единожды спасшего ей жизнь. От единственного, который прямо говорил о своих желаниях, не играя с нею типичными провоцирующими фразами. Выражение лица Щека переменилось. Глаза потемнели, от раздражения дрогнула верхняя губа, обнажая ряд белоснежных зубов с крупноватыми верхними клыками. Еще немного, и припадет к земле опасным хищником, бросится вперед. Захотелось нестись прочь с поляны, на которой два парня теряли свою человечность, разрывая ее душу на жалкие крупные ошметки.

– Я приду, когда захочу. И возьму то, что она позволит взять. – Его голос низкий, пропитанный злостью, чужой. Посылающий бешеную дрожь по жилам и костям, глубоко внутрь. – Подумай о моем предложении, Катя.

Она кивнула. Резко, настолько быстро, что хрустнули шейные позвонки. Зло сморгнула наворачивающиеся слезы. Губы шевелились, выдавливая из сжатой спазмом глотки едва уловимый шепот: «Пожалуйста».

Щек подчинился. Нехотя. На грани беспечной расслабленности подхватил свой свитер и закинул на обнаженное плечо. Бросил последний темный взгляд на Смоль и, развернувшись, пересек поляну.

Плечи Бестужева опустились, он пытался восстановить частое дыхание. Катя поднялась, отряхнула ладони и толкнула его в спину. Сильно, насколько могла. Отчаянно, с ненавистью.

– Кто тебе позволил вмешиваться? Кем ты себя возомнил?

Он обернулся. Сжал губы в узкую полосу и презрительно скривил углы. В глазах не холод, нет. В них гребаная Антарктида без шансов на выживание. Его смешок вышел злым, разочарованным:

– Оказывается, ты дешевка, Смоль, а? Пустила первого встречного к себе в трусы и посмотри где. В лесу, на какой-то замшелой поляне, как животные. Ты мне отвратительна. – Он выплюнул ядовитые слова, нависая над ней. Шаг за шагом прижимая к краю поляны, обжигая концентратом злости.

Обида хлыстом хлестнула по ребрам, и Катя не сдержалась. Резким рывком вскинула руку и ударила ладонью наотмашь по лицу. Чтобы было больно обоим, чтобы отрезвило. Не вышло. Его голова нелепо дернулась вбок, остекленели непонимающие глаза. Пальцы Бестужева медленно потянулись к вспыхнувшей щеке, Смоль стремительно отскочила.

Зашипела разъяренной кошкой, пока Саша с каким-то садистским удовлетворением шевелил челюстью, не сводя с нее глаз.

«Все верно, Бестужев. Услышь меня».

– Не смей, понял? Ты не имеешь абсолютно никакого права говорить мне такие мерзости. Ты, который менял девчонок чаще, чем коты гуляют в марте. – Голос сорвался, закончила предложение Смоль уже охрипшим шепотом. Боль была почти физической, она давила удавкой, заставляя задыхаться. Катя не сразу поняла, что по щекам покатились слезы, покрывающие удивленный образ Бестужева соленой пеленой.