– Тогда тебе не стоит возвращаться в те реалии. Это слишком скучно. Как твоя работа связана с этими цветками? Удивительно, местные называют ее сон-травой и используют для лечения бессонниц, помутнения ума. Но не сумей высушить правильно, и красота превратится в яд. Стоит добавить пару цветков в питье, и хрупкий организм сдастся, остановится сердце.

– Удивительные познания, ты меня пугаешь.

Сказала так спокойно и мирно, как самую настоящую ложь. Щек не пугал. Еще тогда, на поляне у бочага, когда ее выворачивало болотной жижей, она поняла, что, не будь его там, все закончилось бы иначе. Спаси ее смелый Елизаров, пойди с ними Бестужев – ее рассудок мог помутиться от произошедшего. Катя слишком долго приходила бы в себя.

Щек будто травил ее спокойствием. Как обухом по голове, когда нельзя проморгаться и мыслить здраво. Вдыхая запах листвы и глядя в желтые глаза, она чувствовала себя опьяненной и размазанной по земле неведомой силой. Этот мужчина так радикально отличался от всех, кого она успела увидеть и узнать, что это притягивало, располагало к себе. В нем она не чувствовала ребенка, спрятанного под кожей взрослого. Он был взрослым и рассудительным по-настоящему. Он был… Правильным? Быстро смекающим и подхватывающим ее мысли.

– Пугаю ли? – Он прекратил массаж, и Смоль с удивлением поняла, что ноги прекратило крутить, они были расслаблены. Хотелось остаться лежать на этой поляне среди цветов навечно. И чтоб рядом сидел этот странный человек. – Мне кажется, тут что-то другое, я подожду, пока ты определишься.

Катя села резким рывком, неловко облизнула пересохшие губы и скрестила расслабленные ноги перед собой. Он скопировал позу, усевшись напротив так, что их колени соприкоснулись. Смоль подумалось, что ему нравился физический контакт. Это одновременно радовало и тревожило, щемило сердце. Слишком беспечно, она не могла проанализировать свое состояние, это была не симпатия, что-то неясное. Катя слишком быстро начала чувствовать себя в своей тарелке рядом с чужим. А он прибивал немигающим желтым взглядом к месту. Заставлял заторможенно сморгнуть, встряхивая головой и ошарашенно смеясь.

Над собой, своим поведением и глупостью, которую она так не любила в наивных девчонках.

– На меня твой магнетизм не действует, Щек. Я прекрасно знаю таких парней, по месяцам девушек меняете как перчатки. Я использованной быть не желаю, ищи себе добычу среди деревенских.

А внутри сжалось в комок и скользило огорчение, даже кончик языка пощипывало. Потому что Катя нахально врала. Надеялась, что выглядела при этом правдиво и уверенно. Каменная роковая женщина. Как скала, не склоняющаяся перед ветром. Лгунья, ее жало к нему, как осину. Смоль даже коленок от его ног отнять не хотела, дуя губы в мнимом осуждении.

В голове испуганно бились мысли – царапали черепную коробку и падали вниз дохлыми птицами. Что-то не то, что-то не так, она не могла вспомнить улыбку Бестужева. Ту, за которую готова была продать собственную душу еще пару дней назад. Вспоминала Сашу, а внутри все покрывалось каменной коркой и расходилось трещинами. Катя тонула в золоте чужих глаз – глубоких, сокрушающих волю и суть.

Щек прекрасно это понимал. По нему видно. Заметно по самовлюбленной скептической улыбке, с которой он встречал ее отрицание. А Смоль вязла в этом взгляде, как муха, вляпавшаяся в мед. Вот-вот умрет в избыточной сладости. Это не могло быть так, всему виной что-то постороннее. И она пыталась найти причину.

– Запах травы безобиден? – спросила с глупой надеждой, по-детски.

«Пожалуйста, скажи, что он пьянит. Ну пожалуйста».

Мужчина оставался серьезен, продолжая вглядываться в ее широко распахнутые, испуганные глаза. Мягкий голос почти перешел в чарующий шепот.

– Все, что ты чувствуешь здесь, твое собственное. Трава ни при чем. – Будто сжалившись, он прервал зрительный контакт, окинул задумчивым взглядом поляну. И это действительно отрезвило. – Так что, девочка Катя, расскажи мне больше о своей работе.

– Это? Я собираю цветы для бабушки Софьи, взамен она обещала провести нашу группу к моровой избе. Не хотелось бы блуждать как тогда, на болотах.

– Ерунда, – в голосе Щека послышалась снисходительность, – она приведет вас к пустой, туда все деревенские спокойно малышню водят. Память истории. Выходи сегодня после полуночи из дома, я покажу нужную дорожку. Там вы найдете куда больше интересного, обещаю. Ты изучаешь что-то конкретное?

– Я подумаю над твоим предложением… О, это покажется тебе скучным или смешным. Я выбрала полоза. – Взгляд Щека рывком вернулся к ней, с губ сорвался гортанный мягкий смешок. И от этого удивленного внимания Кате стало неловко. Сейчас высмеет ее выбор, назовет наивно-романтизированным, как это совсем недавно сделала Гаврилова. – Ну, знаешь, легенда о Великом полозе, зме́е, охраняющем злата Уральских гор. Мне нравится, как деревенские передают его справедливость, о нем говорят со страхом, но уважительно.

Смоль попыталась убедить саму себя в том, что к этому мифу ее тянули не тоскливые песни невест, идущих на погибель. Так ли оно было? Она не могла сказать точно. Его вопрос сбил с толка:

– Несмотря на то что он монстр?