А между тем Лев Толстой все-таки добился перевода и отправился в Крым. Его путь лежал через Одессу. Там он узнал новые факты о боевых действиях в Крыму.
2 ноября 1854. Одесса: «Со времени десанта англо-французских войск, у нас было с ними 3 дела. Первое, Алминское, 8 сентября, в котором атаковал неприятель и разбил нас, 2 – е, Дело Липранди 13 сентября, в котором атаковали мы и остались победителями, и 3 – е ужасное дело Даненберга, в котором снова атаковали мы и снова были разбиты. Дело предательское, возмутительное. 10 и 11 дивизия атаковали левый фланг неприятеля, опрокинули его и заклепали 37 орудий. Тогда неприятель выставил 6000 штуцеров, только 6000 против 30 тысяч. И мы отступили, потеряв около 6000 храбрых. И мы должны были отступить, ибо при половине наших войск по непроходимости дорог не было артиллерии и, Бог знает почему, не было стрелковых батальонов. Ужасное убийство. Оно ляжет на душе многих! Господи, прости им. Известие об этом деле произвело впечатление. Я видел стариков, которые плакали навзрыд, молодых, которые клялись убить Даненберга. Велика моральная сила Русского народа. Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к отечеству, восставшее и вылившееся несчастий России, оставить надолго следы в ней. Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут своей жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных, a энтузиазм, возбужденный войной, оставит навсегда в них характер самопожертвования и благородства.
В числе бесполезных жертв этого несчастного дела убиты Соймонов и Камстадиус. Про первого говорят, что он был один из немногих честных и мыслящих генералов Русской армии; второго же я знал довольно близко: он был членом нашего общества и будущим издателем Журнала. Его смерть более всего побудила меня проситься в Севастополь. Мне как будто стало совестно перед ним».
Смертельно раненный генерал-лейтенант Федор Иванович Соймонов (1800–1854) был начальником 10 пехотной дивизии. Он с самых первых дней участвовал в Дунайской кампании, отличился под Силистрией и Журжей. И вот смертельно ранен в Инкерманском сражении.
Толстой спешил. Морского пути в Севастополь уже не было. Оставался путь через Перекоп. Перед отъездом записал: «английские пароходы продолжают блокировать Одессу».
Характерна запись: «Море, к несчастию, тихо».
Да, к несчастию. Парусный флот сильно уступал паровому, которому штиль не помеха, а даже подмога.
Забегая вперед, необходимо отметить, что ни на один штурм враг так и не решился, пока был жив император Николай I, и лишь после его смерти штурмы последовали один за другим, хотя с помощью штурмов взять Севастополь так и не удалось. Наши войска сами оставили одну сторону Севастополя – южную – когда там защищать уже было нечего – все превращено в выжженную равнину.
Н.Д. Тальберг привел в своей книге «Русская быль» намеренно забытые факты, касающиеся деятельности императора Николая I в то нелегкое для России время: «Государь все силы отдавал борьбе с врагами. Известные историки признают правильность советов и приказаний, которые он давал Паскевичу, адмиралу князю Меншикову, князю Горчакову и другим». А П. Бартенев, знаменитый издатель «Русского архива», отметил: «Знаменитые редуты, давшие возможность Севастополю так долго сопротивляться, возведены не только по указаниям Государя, но по его собственным чертежам». Николай Павлович питал особую любовь к инженерному делу. Сколько он полезного сделал для совершенствования этого дела! Недаром Н.Д. Шильдер назвал его творцом самостоятельного развития русского Инженерного корпуса.
Лев Николаевич Толстой понимал, что в Севастополе опасно, но спешил. Он стремился к большому, важному делу. Переживал, что не успеет к штурму, который готовят союзники.
Он спешил не писать о боевых действиях, а воевать, и в то же время записывал все, что слышал по пути в Крым, в Севастополь. Путь лежал через Николаев, Перекоп, Симферополь. В Севастополь прибыл 7 ноября.
Подвиги наших войск восхищали, и Толстой отмечал в дневнике: «На перевозе в Николаеве лоцман рассказывал мне, что 26 было дело, на котором отличился Хомутов, взял будто пропасть пленных и орудий, но что 26 – го из 8000 наших воротились только 2 тысячи. В Николаеве офицер подтвердил эти слухи».
Генерал-от-кавалерии Михаил Григорьевич Хомутов, наказной атаман Донского казачьего войска, не раз направлял своих подчиненных для обороны побережья Кавказа и Крымского полуострова. В сражении при Альме 8 сентября участвовал капитан 2 ранга Хомутов, который и взял много пленных.
В Крым были передислоцированы из состава Дунайской армии 11 – я под командованием генерал-лейтенанта Прокофия Яковлевича Павлова 1 – го и 12 – я под командованием генерал-лейтенанта Павла Петровича Липранди (1796–1864), впоследствии генерала от инфантерии. Они прибыли перед началом Инкерманского сражения 24 октября и вместе с 10 – й пехотной дивизией составили 4 – й пехотный корпус. Командир 10 – й пехотной дивизии генерал-лейтенант Ф.И. Соймонов погиб в этом сражении.
Впоследствии П.П. Липранди предложил и с успехом выполнил план сражения при Балаклаве.
Много подвигов совершали казаки, с удалью которых Лев Толстой был знаком еще по боевым действиям на Кавказе. Один из примеров храбрости Лев Толстой записал со слов лоцмана: «Еще рассказывал мне лоцман анекдот про казака, который поймал арканом и вел аглицкого князька… (Казаки-пластуны придумывали всякие способы для захвата пленных. Одним из этих способов было стаскивание часовых с редутов при помощи арканов с особым крючком – См. Н.В. Берг, «Записки об осаде Севастополя»
В пути были и приключения: «В Олешко задержала меня ночевать хорошенькая и умненькая хохлушка, с которой я целовался и нежничал через окошечко. Ночью она пришла ко мне. Лучше бы было воспоминание, ежели бы я остался при окошечке».
Прибытие в Севастополь было радостным оттого, что «все слухи, мучившие дорогой, оказались враньем». То есть, город стоял твердо. Лев Толстой был прикомандирован к третьей легкой батарее 14-й артиллерийской бригады. Поселился он в городе, еще было где селиться. И отметил: «Все укрепления наши видел издали и некоторые вблизи. Взять Севастополь нет никакой возможности – в этом убежден кажется и неприятель – по моему мнению он прикрывает отступление. Буря 2 – го ноября выкинула до 30 судов, 1 корабль и 3 парохода».
Словно природа помогала русской армии. Буря была сильнейшей. В официальных документах не указан ущерб, который был нанесен противнику. Толстой записал это со слов очевидцев.
Настоящая боевая обстановка излечила от мыслей о самовоспитании. Кое-что отложилось в стихотворении, написанном в конце ноября: