23 июля. «Нынче с утра ходил объясняться и являться к начальству. Вышло, что Крыжановский сказал, чтобы я ехал в батарею».
И снова запись: «Подал другой рапорт о переводе».
Но не тут-то было…
Но 24 июля сделал такую запись: «Утром Новережский… принес мне назад мой рапорт с надписью Крыжановскаго».
Отказ. Не спешили отпускать в Крым.
16 сентября. 11–16 сентября. «Высадка около Севастополя мучит меня. Самонадеянность и изнеженность: вот главные печальные черты нашей армии – общие всем армиям слишком больших и сильных государств».
До Льва Толстого дошло известие о действиях агрессоров, когда они уже совершили высадку, которая была спланирована заранее. Еще в конце августа 350 судов противника взяли на борт десант и поплыли из Варны к берегам Крыма. 1 сентября они подошли к берегам Евпатории и начали высадку 60 – тысячного десанта, усиленного 134 полевыми и 72 осадными орудиями. В составе десанта было около 30 тысяч французов, около 22 тысяч англичан и около 7 тысяч турок. Удивительным было то, что небольшой отряд неприятеля захватил провиантские склады с 60 тысячами пудами пшеницы. Этого продовольствия хватило захватчикам на четыре месяца.
Соединенные силы Англии, Франции и Османской империи высадились 2–6 (14–18) сентября 1854 года. В высадке участвовали 89 боевых кораблей и 300 транспортных судов. Первоначально было высажено 62 тысячи человек при 112 орудиях. В городе, как и обычно, началась кровавая вакханалия.
Пока суд да дело, Толстой снова занялся борьбой с недостатками:
«Странно, что только теперь я заметил один из своих важных недостатков: оскорбительную и возбуждающую в других зависть – наклонность выставлять все свои преимущества. Чтобы внушить любовь к себе, напротив, нужно скрывать все то, чем выходишь из общего разряда. Поздно я понял это. Не буду подавать рапорта, пока не буду в состоянии завести лошадей, и употреблю все средства для этого. Пока не буду ни с кем иметь других отношений, как по службе…»
«Записывать недостатки и бороться с ними…»
Начиная с июля 1854 года, то есть со времени относительного затишья, он стал записывать свои недостатки. 4 июля в дневнике отмечено: «Главные мои недостатки. 1) Неосновательность (под этим я разумею: нерешительность, непостоянство и непоследовательность. 2) Неприятный тяжелый характер, раздражительность, излишнее самолюбие, тщеславие. 3) Привычка к праздности. – Буду стараться постоянно наблюдать за этими 3 основными пороками и записывать всякий раз, что буду впадать в них…»
А на следующий день записал: «Главный мой недостаток состоит в недостатке терпимости к себе и другим».
И прибавил, что эта мысль через некоторое время напомнит о том моральном состоянии, в котором он находился 5 июля 1854 года.
Конечно, взыскательность и строгость к себе каждому человеку необходимы. Но Толстой, пожалуй, чрезмерно требовал от себя, порою, даже просто невозможного в той обстановке, в которой находился. Безусловно, он мог осуждать в себе лень и праздность – с его точки зрения лень и праздность. Им было создано и на Кавказе, и в Кишиневе, и впоследствии в Крыму столько произведений, которых иному писателю хватило бы и на все творчество.
А с некоторыми упреками, которые он адресовал сам себе, можно просто не согласиться. Так, 7 июля Лев Николаевич записал в дневнике:
Я дурен собой, неловок, нечистоплотен и светски не образован. Я раздражителен, скучен для других, нескромен, нетерпим (intolérant) и стыдлив, как ребенок».
Относительно внешности, прямо скажем, не ему судить – человеку трудно судить о себе. Что касается образования, то одни лишь размышления Льва Толстого над Наказом Екатерины Великой говорят о его образованности. Ведь образование – это далеко не диплом об окончании высшего учебного заведения, которое он действительно не окончил, а совокупность знаний, полученных разными путями: и в семье, и в обществе добрых наставников, и, самое, наверное, главное – из книг. Так что следующая фраза «Я почти невежда» – несправедлива.
Толстой писал дальше: «Что я знаю, тому я выучился кое-как сам, урывками, без связи, без толку и то так мало». Ну что ж, военному делу он действительно учился урывками. Но важен итог! Мы еще коснемся свидетельств о том, как Лев Толстой проявлял новаторство, подавал предложения по совершенствованию боевой работы артиллерии и так далее.
Но свою воинскую специальность он действительно освоил почти что самостоятельно, хотя какие-то экзамены все-таки сдавать в Тифлисе пришлось, а следовательно, готовиться к ним.