— А что не так?

— Может, постоялый двор? Он рядом с ней, а у вас ребенок и жена молодая… Там заправляет один хозяин. Слушайте, зачем далеко ходить? В моем заведении всегда готовы предоставить комнаты почтенным господам. Если кто появляется в Мелосе с детьми, обязательно останавливается у нас. Сколько вам нужно? Для вас и жены, для малыша и…

— И его няни.

Так мы поселились в «Отдохнишке».

Карран утверждал, Маргет прибудет послезавтра. Он человек, как-никак, сутками напролет идти не сумеет. Мы могли хорошо подготовиться.

Рена

— Она была особенная. Сильная — но не верила в свои силы. Добрая — но стыдилась своей доброты. Красивая — но предпочитала оставаться обычной. Совсем ребенок, вырванный из дома. Она жила для других, и одним из них оказался я. Счастливое время! Мы были молоды, беззаботны, считали, что нужно жить настоящим, изредка оглядываясь на прошлое и не задумываясь о будущем. Нет, вру. Это я так считал. Она же была серьезной и рассудительной, но все меняется, и иногда за миг счастья приходится расплачиваться вечность. Я ведь любил ее. До сих пор люблю… как получается, конечно. Других женщин было много, но ни к одной из них я не хотел возвращаться.

Я слушала, затаив дыхание. Не каждый день легендарный Лан рассказывает о женщине, которой принадлежит его сердце. И не каждому.

Мы сидели под ивой, росшей над быстрой речушкой. В десятке чешов за нашими спинами начиналась деревня оборотней из рода Младшего Волка. Место первой ночевки.

Предводитель рода настороженно отнесся к неожиданному визиту, однако выделил для нас пустовавший дом на окраине и несколько стряпух. Его Высочество, к которому на землях Пустоши вернулась возможность колдовать, был вне себя от радости, и лишь недвусмысленное предупреждение правителя Старилеса сдерживало его энтузиазм.

В деревне магию не любили. Вожак, едва увидев нас, сразу же спросил беловолосого вампира (кстати, ни разу не замечала за ним интереса к крови), не магов ли он привел. Лан без малейшего колебания ответил, что нет. И «ласково» накрутил Арголину уши, когда тот попробовал действиями опровергнуть сие утверждение.

Оборотней я представляла совсем другими. Вернее, учебник по расоведению описывал их по-другому. Как по мне, главной особенностью жителей деревни были клыкастые улыбки. И дети, в большинстве своем внешне отличавшиеся от родителей разве что красными глазами.

Когда ко мне в сумерках подошел громила с трехдневной щетиной и предложил «поиграться», называя меня при этом «лялей», я бежала, будто сама смерть гналась следом. Парень не отставал. На пороге отведенного нам дома, когда я терзала тяжелую ручку, не в силах сообразить, что нужно толкать в другую сторону, он неуклюже отстранил меня, снял дверь с петель, поставил на место и гордо сообщил:

— Вот!

Я же подумала, что Гент не так уж и неправ, утверждая, будто в Пустоши мне не место.

Возня с дверью привлекла внимание гартонца. Он вышел на крыльцо и непринужденно заметил:

— О, Рена, не думал, что ты любишь детей!

Наверное, я бы высказала ему все касательно грязных намеков, но непонятно откуда подошедшая оборотниха вручила моему преследователю леденец на палочке и приказала пожелать тете доброй ночи. Уводя свое сокровище, она вскользь извинилась:

— Вы не обижайтесь, госпожа, малышу еще тридцати… то есть трех по-вашему нет. Они в этом возрасте такие навязчивые…

Гент тихо смеялся, хотя в наступавшей темноте выражения моего лица он никак не мог видеть. А затем смеяться начала я. И мое веселье грозило перерасти в истерику.