"Прощаю всех, кто скорее по необходимости, чем по собственному выбору поступил на службу к пальмирской царице".

Призывы Аврелиана вызвали доверие у жителей города, и они распахнули перед римлянами ворота. Грабить Антиохию император не позволил, только обложил контрибуцией, что не осталась незамеченным по всему Востоку.

Продвижение римлян к Эмесе от Антиохии оказалось быстрым и не встретило препятствий. Армия заняла равнину перед городом и стала огромным походным лагерем. Зенобия находилась в городе и чувствовала себя уверенно. При ней находилось войско, что сохранилось после сражения у Антиохии, к которому прибавились воины местного гарнизона. Состояние царской казны, которая имелась при Зенобии, позволяло не только платить войску жалованье, но ещё и набирать наёмников из соседних государств, слетевшихся в Эмесу, как пчёлы на мёд.

На данный момент преимущество в численности воинов было на стороне Аврелиана. После Антиохии римская армия незначительно уменьшилась, но ежедневно пополнялась за счёт всадников из кочевых племён, перебежчиков из стана пальмирской царицы.

Используя сведения шпионов, ежедневно проникавших в город, Аврелиан неплохо представлял себе реальные силы Зенобии. И хотя император был уверен в своих воинах, не спешил предпринимать решительных действий. Понимал, что армия царицы ещё способна противостоять римлянам. Поэтому приказал своим командирам расположиться лагерем у города и ни в коем случае не обижать местное население. Не обращать внимания даже на вылазки пальмирских всадников и нападения на отдельных римских воинов…

После одной из вылазок Масрур привёл к царице человека, чем-то похожего на Аврелиана:

— Нужно поднять настроение у жителей Эмесы. Мы нашли в городе человека, похожего на Аврелиана. Людям надо говорить, что мы захватили в плен римского императора, в цепях водить его по улицам, показывать народу.

Зенобия засмеялась, но ей понравилась "шутка". Жители видели "императора", радовались, предполагая, что теперь война закончится. Верили, что это Аврелиан, Когда же настоящему императору сообщили о проделке царицы, он тоже смеялся, но уходить ни с чем от Эмесы не собирался. Более того, в ответ оседлал коня и гордо проехал вдоль осажденного города, вызвав у защитников стен огромное разочарование и затем уныние.

Царица не выдержала первая, вывела войско. Враги сходились медленно. С обеих сторон из разинутых в ярости глоток раздавались громкие боевые кличи. Зенобия на коне и в боевых позолоченных доспехах расположилась в центре, откуда собиралась управлять действиями командиров. Первыми ускорили шаг пальмирцы, а когда уткнулись в римские ряды, раздались оглушающие звуки — команды и трубные сигналы, боевой клич римлян и пальмирцев, звон оружия, металлический скрежет, конское ржанье, стоны раненых. В порыве исступления враги убивали друг друга, не задумываясь о ценности своей и чужой жизни. Долину постепенно накрыло огромное облако пыли, сократившее видимость и затруднившее управление сражением. Стало трудно дышать…

Бой начался с того, что воины вспомогательных отрядов с обеих сторон издалека забросали противника убийственными дротиками. Это были пилумы, которые, попадая в щиты врагов, надёжно застревали и уже становились помехой воину в дальнейших действиях. У каждого воина-гастата имелось по два пилума; задние ряды по цепочке передавали их передним, и, таким образом, на противника обрушивался шквал пилумов, вынуждая бросить щит, как бесполезную вещь. После этого гастаты быстрым шагом наступали на построения врага, и при сближении каждый воин стремился свалить противника на землю ударом тяжёлых щитов — скутумов. При этом римские легионеры наносили колющие удары мечом-гладисом, умело просовывая их в промежутки между щитами пальмирцев.

Поначалу воины Зенобии теснили легионеров, а римлянам приходилось отражать их натиск. Из-за того, что римляне действовали слаженно, спокойно и умело, пальмирцев полегло немало. И всё равно в какой-то момент Зенобия заметила прореху в первых рядах римских воинов. Она направила туда отряд тяжеловооружённых всадников, которые проломили оборону и стали вгрызаться в расстроенные вражеские ряды, начали перемалывать легионеров, как пшеницу в зернотёрке. Аврелиан немедленно выдвинул против пальмирских всадников свою конницу, под напором которой наметившаяся брешь была закрыта, а поле боя усеяно телами павших пальмирцев. Побоище продолжилось…

При очередном ударе римской конницы левое крыло пальмирцев пришло в расстройство: головные ряды были смяты, цепь строя разорвалась… Император, с пригорка наблюдавший за сражением, вскочил на коня и в окружении телохранителей прорвался в это место, намереваясь личным участием закрепить преимущество. Зенобия заметила изменения на поле сражения. В голове мелькнуло: "Неужели опять?" — и, сильно рискуя, царица устремилась в ту же сторону. За ней едва поспевала сотня пальмирских гвардейцев. Тем временем прореха превращалась в дыру, куда неумолимо вливались потоки римских колесниц, всадников и пехотинцев. Сплошное кровавое месиво из людей и коней!

Аврелиан издалека заметил Зенобию и не удивился — он был наслышан о геройстве пальмирской царицы. Она явно пробивалась к нему, ловко орудуя мечом и коротким копьём, неся смерть каждому, кто пытался встать на пути. Император, не раздумывая, круто развернул коня в её сторону. Не обращая внимания на тех, кто оказался под копытами, прокричал: "Я убью её здесь!"

В груди неприятно скребнуло от других мыслей: "Но ведь и она может меня убить. А ведь может! Нет, я не позволю ей этого сделать! Что будет с Римом?"

Пальмирские воины, увидев царицу среди своих рядов, воспрянули духом и усилили сопротивление. Царица упорно пробивалась к Аврелиану сквозь частокол римских мечей и копий. Она представила себя Александром Великим, когда он захотел поединка с царём персов Дарием. Она тоже принудит Аврелиана к позорному бегству… В иступлённой отваге разрубая головы врагов, Зенобия упорно пробивалась к императору.

Аврелиан уже рассмотрел искажённое в крике лицо Зенобии, её бешеные глаза. Он выхватил у оруженосца копьё и с силой метнул в приближающуюся царицу. Копьё не долетело к цели, поскольку встретило на пути другую жертву Царица метнула своё копьё; и тотчас под Аврелианом пал конь — копьё поразило или ранило его. Зенобия громко закричала; в яростном порыве бросилась в сторону императора… Но телохранитель дал тому свою лошадь, и это, наверное, спасло Аврелиану жизнь.

…Перелом в сражении произошёл, когда римская конница под напором пальмирцев всё-таки попятились, и в этот момент обнаружилось, что армейский обоз римлян остался без вспомогательного отряда. Охране было приказано поддержать основные силы пехоты. Для пальмирцев соблазн поживиться добычей оказался выше дисциплины — воины, искусные не только в битвах, но и в грабежах, забыв о товарищах, продолжавших сражаться, громили повозки, набивая ценностями сумки и мешки…

Римляне ещё продолжали пятиться и были готовы к самому худшему, но внезапно воспрянули духом. Во-первых, они вновь увидели императора, хотя прошёл слух, что его убили… А во-вторых, пальмирские воины неожиданно поняв, что римский обоз остался без охраны, ослабили натиск. Возможность разбогатеть вдруг затмила желание сражаться и умирать за царицу. Зенобия, увлечённая своей целью, не контролировала обстановку, она поздно обнаружила, что войско перестало слушать командиров. Римляне перехватили инициативу, ряды пальмирцев дрогнули, чем немедленно воспользовались их противники. Прошло совсем немного времени, и теперь уже воинам Зенобии пришлось думать о спасении.

Царица в отчаяньи пыталась остановить бегущих, а затем, осознав, что разгром окончателен, с горсткой телохранителей едва избежала плена.

Жители Эмесы открыли римлянам ворота и радостно встречали Аврелиана.