— Их убили.

— На нас напали? Как это случилось? — вскричал император. — Почему не объявили тревогу? Я не слышал!

— Нет, — дрогнувшим голосом продолжал командир, — убили свои, римляне.

Аврелиан с неприкрытым изумлением выслушал "историю"…

…Пехотинец, заступивший в ночную стражу, в свете тусклой луны заметил человека, который не спал, как положено, со всеми, а ковырялся палкой. Окликнул его, — оказалось, из дезертиров. "Ты что делаешь? — спросил стражник, но, когда услышал ответ, сильно удивился… Оказывается, перед побегом из Пальмиры дезертир проглотил несколько золотых монет, чтобы без подозрений вынести из города. И вот на третий день, вернее, в ночь, "клад" покинул желудок, и теперь человек откапывал монеты из дерьма. Так поступали многие дезертиры, кто не захотел лишиться денег. Стражник посмеялся и ушёл, но рассказал об этом случае товарищам.

— А дальше случилось несчастье, — потерянным голосом произнёс командир. — Утром двадцать шесть дезертиров обнаружили мёртвыми, у всех распороты животы.

Император был в гневе — от того, что лишился воинов, хоть и перебежчиков, и потому что его воины оказались способными на мародёрство. Но ещё он понимал, что теперь ни один пальмирец не решится перейти на его сторону… Приказал найти виновных. Да, собственно, долго искать не пришлось… Наказали всех стражников, кто дежурил в ту ночь, били палками до тех пор, пока они не расстались с жизнями.

Аврелиан обладал достаточным опытом ведения осад и штурмов городских укреплений любой защищённости. Поэтому, имея при армии хорошо обученных военных специалистов, не считал лишним возить с собой в походах в разобранном виде соответствующие орудия, механизмы и технику. Проведением осадных мероприятий в каждом легионе руководили префекты, третьи по значению командиры. А они уже знали, например, как правильно использовать тот или иной механизм, чтобы разрушить стену или сделать подкоп.

Римская армия стояла у Пальмиры уже полгода, не предпринимая серьёзных действий. О причине догадывались с обеих сторон — император наделся, что в городе закончатся запасы продовольствия, воды, и тогда пальмирцы запросят мира. Если всё обстояло именно так, то Аврелиан просчитался, так как этими вопросами Зенобия озаботилась заранее. Хотя из осторожности велела контролировать выдачу продовольствия. К тому же она ожидала вступления в войну Персии и Армении. Так что бездействие римлян в Пальмире расценивали как признак неуверенности в дальнейших успехах в войне.

Время, проводимое в осаде Пальмиры, оказалось действительно тяжким испытанием для армии Аврелиана. Его поражали храбрость пальмирцев и страсть к вылазкам, вооружённым стычкам с врагом, то и дело возникавшим у стен города. Создавалось впечатление, что защитников Пальмиры вовсе не беспокоит осада, они рвались в бой, спускались со стен в самых неожиданных местах. Бесстрашно проникая в расположение римлян, наносили им ощутимый урон. К тому же к Пальмире подходили союзные кочевые племена бедуинов. Они с разных сторон атаковали римские посты, убивали воинов, грабили караваны, доставлявшие продовольствие для нужд армии Аврелиана. Ситуация стала критической, когда в одной из таких стычек в ногу императора попало бедуинское копьё. И хотя лекарь знал своё дело, на жаре рана затягивалась плохо. Армия не видела императора несколько дней и начала беспокоиться, подозревая, что тот погиб. Аврелиану пришлось, превозмогая боль, сесть на коня и с бодрым видом показаться воинам. В тот день его по-настоящему одолели мрачные предчувствия…

…Осада Пальмиры шла труднее, чем предполагали римские военачальники вместе с императором. Защитники умело сопротивлялись, не падали духом — в городе продолжалась привычная жизнь, с очередными религиозными праздниками и торжествами. Пальмирцев не страшили осадные орудия врага, у них оказалось гораздо больше технических средств, чем у римлян. Жители города хорошо владели различными методами их применения, особенно устройствами на основе горючего масла и нефти. Ими наносился самый большой урон римлянам, отчего среди воинов росло недовольство, поговаривали о нерешительности императора.

Для Аврелиана не стало неожиданностью появление в лагере Ульпия Кринита, его приёмного отца. При встрече с сыном сенатор неподдельно обрадовался, а потом они уединились — для ужина и обмена новостями. Ульпий не стал таиться, завёл откровенный разговор:

— Поясню, Аврелиан. Я здесь по воле Сената. Меня послали узнать, как обстоят наши дела. У многих сенаторов создалось впечатление, что в Сирии ты находишься ради собственного удовольствия, в то время как в Дакии опять неспокойно. Недружественные Риму племена карпов вынуждают римские гарнизоны оставить земли вдоль Дуная. Они уже напали на Ме-зию и Фракию. Сенат просит императора вернуться на Запад.

Аврелиан ответил не сразу. Судя по мрачному выражению лица, ему не понравилось появление Ульпия Кринита. Но браниться с Сенатом не входило в его намерения. Изобразив улыбку, он жёстким тоном произнёс:

— Из Рима вам кажется, что нет ничего проще, чем воевать с женщиной! Оттого, наверное, вы насмешливо говорите, будто эта царица не из тех героев, которых нужно опасаться. Я же на самом деле очень хочу поглядеть на тех насмешников, не имеющих представления о Зенобии. Да, она женщина, а я скажу, что дерётся она, как самый опытный полководец, который использует всё воинское искусство, все свои способности, чтобы не допустить поражения.

Сенатор удивлённо поднял брови.

— Неужели так всё сложно, император?

— Народ Рима не хочет знать ни характер, ни силу царицы Зенобии. А в Пальмире каждый участок стен только её умением оснащён двумя или тремя баллистами. Это её волей установлены машины, изливающие на нас жидкий огонь. Возможно, из-за страха перед наказанием и от отчаяния наполнена она мужеством, но при этом назвать её только женщиной как-то язык не поворачивается! Вот почему победа над Зенобией должна оцениваться в Риме как великая. Вот почему для одоления сопротивления этой царицы потребуется заступничество богов, хранителей Рима, которые до сих пор были благосклонны ко всем моим делам.

Ульпий молчал некоторое время, затем с огорчением произнёс:

— Если ты считаешь, что победа в этой войне с женщиной принесёт тебе лавры, пусть так. Лишь бы это не стало предметом злых насмешек наших с тобой врагов в Сенате. Но по моему опыту, если женщину не удаётся победить, с ней можно попробовать договориться.