– По-твоему, мы настолько сильны, что можем атаковать персов?

Кимон задумчиво кивнул и сказал:

– Ты знаешь, что они вернулись на побережье Ионии? Персидские купцы уже торгуют там, их чиновники берут налоги. Они вернулись… как мухи. – Он на мгновение нахмурился; густые брови придавали ему грозный вид. – Но море принадлежит нам. Острова принадлежат нам. Это то, чему я научился на Саламине. Афины владеют морем. А вот на островах вдоль всего ионического побережья до сих пор полным-полно персов. Оттуда они наблюдают за морем. Используя острова как ступеньки, контролируют прибрежные воды. Что ж, я свободный афинянин и говорю «нет». Наши три корабля – наши три команды – выкурят их оттуда. Море – для Афин.

Кимон снова посмотрел на Перикла, и в его глазах мелькнула настороженность. Но только мелькнула – то, что он увидел, стерло возникшие было сомнения.

– Есть кое-что еще. Я никому об этом пока не говорил…

Перикл склонил голову, желая показать, что достоин доверия.

– Мой отец… – вздохнул Кимон, – он верил, что останки Тесея все еще там. И я надеюсь найти их.

Перикл выпрямился, открыв в изумлении рот:

– Ты знаешь где?

– Нет, – ответил Кимон, – но я знаю, с чего начать. Говорят, он был убит на острове Скирос. Легенда гласит, что его тело увезли, но мой отец слышал, что там в горах есть старая могила. Он всегда хотел найти ее, но… у него не было времени. И вот, Перикл, у нас есть три корабля и есть гоплиты с копьями и щитами. Если на Скиросе персы, я верну остров Афинам и обыщу каждый утес, каждую пещеру и каждое поле.

Он замолчал, устремив взгляд в море, а когда заговорил снова, то как будто начал со вздоха.

– Тесей всегда был моим героем. У него был дворец на Акрополе, и он правил в Афинах как великий царь, но потом отдал власть народу. Все, что было позже, – Солон, Клисфен, собрание – все началось с того первого шага. Человек у власти, который увидел все, как оно есть на самом деле, и отошел в сторону.

Перикл улыбнулся. Он знал, что Кимон хочет быть героем, как Ахилл, Тесей или Геракл. Он ничего не имел против. Любой, кто найдет останки Тесея, станет частью его истории.

Потерев руки – пальцы были липкими от масла, пота и грязи, – Перикл сказал:

– Он оставил свой след.

– Да, оставил, – посмотрев на него, понимающе кивнул Кимон. – И мы оставим.

Глядя на проплывающий мимо пейзаж, Фемистокл вспомнил, что в юности жил на ионическом побережье. Тогда он не знал, как далеко простирается за ним земля, и как-то раз попал впросак, спросив у своих хозяев, после четырнадцатидневного путешествия вглубь страны, не является ли город Анкира тем самым Персеполем, где пребывает великий царь. Ему уже пришлось прождать целую вечность, пока собирался караван. Предприятие было серьезное и готовилось тщательно. Две дюжины повозок, запряженных мулами и волами, сопровождали восемьдесят нанятых охранников, назначение которых состояло в том, чтобы не подпускать дикие племена, имеющие обыкновение грабить и убивать пересекающих пустыню купцов. Продукты и воду везли с собой, словно выходящий в море флот, не рассчитывая пополнить запасы в пути. Фемистокла называли «почетным гостем» и «архонтом», произнося эти слова с персидским акцентом, но на его вопросы не отвечали. Джаван передал его на попечение шурина в Сардисе, за что, насколько мог понять Фемистокл, удостоился поцелуев в обе щеки и огромного уважения. Похоже, афинянин стал ценной фигурой в какой-то игре, где его рассматривали либо как средство возмещения долга, либо как шанс получить крупный выигрыш или повысить статус. Вероятно, его не считали пленником, но и о том, чтобы передумать и повернуть назад, не могло быть и речи.

Караван шел по краю огромной пустыни, дни бежали, а борода и волосы отрастали. На сороковой день, когда Фемистокл не мог больше оставаться дикарем, он попросил брадобрея смазать маслом и завить ему бороду, а волосы заплести в косу на персидский манер. Теперь коса давила на шею, но чесалась меньше.

Он потерял несколько дней из-за лихорадки и три – из-за слабости кишечника, когда приходилось останавливаться на обочине дороги. Бо́льшая часть этого времени пролетела в благословенном тумане, он сильно похудел и ослаб. Погонщик, беспокоясь о драгоценном подопечном, предлагал фрукты из своих рук, таких грязных, каких Фемистокл никогда не видел.

К шестидесятому дню пути Фемистокл понял, что уже не сможет самостоятельно найти дорогу назад, даже если его освободят. Здесь можно было всю жизнь блуждать по лесам и горам. Они прошли через какой-то пустынный, почти безлюдный край, в котором встретили лишь нескольких пастухов, одиноко живущих вдалеке от собратьев. При пересечении вброд неглубокой реки стражники прогнали молодого льва; зверь наблюдал за ними, но испугался шума – ударов мечами о щиты и криков – и убежал. Некоторые хотели выследить хищника ради шкуры, но хозяин каравана указал на Фемистокла, и на этом все закончилось. Несколько дней после этого стражники смотрели на грека угрюмо, но он ничем не мог им помочь.