– Что ты теперь будешь делать? – спросил Кимон, не услышавший чего-то важного.

– То, что должен, – твердо ответил Фемистокл. – Как всегда. Я сделаю то, что должен, чтобы выжить.

Кимон вернулся к лошади, которую оставил у ворот. Кое-где на земле темнели уже подсыхающие на солнце лужицы. Пока он был в доме, животное напоили и почистили. Кимон огляделся, но не увидел никого, кто мог это сделать. Он был благодарен. А еще ему стало намного легче, потому что он выполнил поручение, передав возложенное на него бремя другому.

Кимон уехал, и Фемистокл вернулся в тенистую прохладу дома. Дочери и сыновья спустились вниз, наполнив главную комнату жизнью и звуками. Его жена Никомаха уже была там, и ее глаза блестели от слез. Конечно, она все слышала.

– Нам придется уехать отсюда, – сказала она. – После всего, что мы здесь сделали.

– Боюсь, что так, – тихо ответил он. – Мне очень жаль. Мы прожили здесь счастливое время. Но если я уйду один, те, кого они пошлют за мной, могут выместить злобу на вас.

– Куда мы отправимся теперь? – спросил младший сын.

Фемистокл взъерошил парню волосы. Он уже принял решение, хотя и не придумал, как лучше сказать об этом.

– Вы сопроводите мать в безопасное место. Думаю… в Аргосе.

Жена кивнула, и Фемистокл с облегчением вздохнул. Аргос находился всего в одном дне пути отсюда, и там их знали не очень хорошо.

Он посмотрел на сыновей и дочерей. За прошедший год они провели вместе больше времени, чем за десять предыдущих лет. И хотя в маленьком доме бывало тесно, он очень привязался ко всем.

– А как же ты? – спросила жена, которая хорошо его знала.

Он улыбнулся и прижал ладонь к ее лицу. Никомахе нужны были его объятия, он чувствовал это.

– Есть одно место, где мне могут быть рады, – место, недоступное для всех моих врагов. Я отправлюсь туда и посмотрю, стоит ли чего-нибудь мое имя. Если меня это устроит, я позову вас всех, и вы присоединитесь ко мне! Если нет, выжду год и найду вас в Аргосе.

– Какое место недоступно для твоих врагов? – спросила его дочь.

Вместо него ответила мать, и ее глаза потемнели от печали.

– Персия, – сказала Никомаха.

Фемистокл кивнул.

– А ну-ка, все! – хлопнул он в ладоши; звук получился такой громкий и звонкий, что дочери вздрогнули. – Соберите все, с чем не можете расстаться. Возьмите двух мулов… Веселей! Не стойте там и хватит разговаривать! Ступайте!

Через несколько мгновений он остался наедине с женой, матерью примерно половины его детей. Никомаха бросилась в его объятия, поцеловала в щеку и прижалась лицом к его груди.