Он торжествующе уставился на Фемистокла:

– Ты примешь мою руку? Поклянешься своими богами, что возглавишь мои армии? Однажды ты спас меня. Я знаю, что ты предан мне, а ты знаешь греков лучше, чем кто-либо другой. У тебя есть хитрость, которая мне нужна, ум. Ты сделаешь это?

Фемистокл воспользовался моментом, чтобы снова упасть на пол. Но теперь он всем телом ощутил холод камня.

Поднимаясь, он посмотрел вниз, ожидая увидеть свое дрожащее отражение.

– Для меня, великий царь, это было бы огромной честью. Я согласен.

– Поклянись в этом своими богами. Я знаю, Фемистокл, что ты набожный человек. Поклянись ими, и я обниму тебя, как брата.

Фемистокл рассмеялся:

– Это слишком большая честь, великий царь, но я клянусь служить тебе и быть верным трону. Я клянусь в этом покровителем поэтов Аполлоном, богом войны Аресом и самой Афиной. Я поведу армии Персии в Грецию.

Ксеркс спустился по ступенькам так быстро, что Фемистокл испугался, как бы он не упал. Молодой царь обнял его, вымазав шею слезами и вином.

– Я хочу услышать твои планы, Фемистокл, – сказал Ксеркс, отступив, и медленно поцеловал афинянина в щеки, а затем и в губы.

– Великий царь, с этого момента я буду работать над ними, клянусь. Я не буду спать, пока не смогу вернуться сюда с планом вторжения. Великий царь, ты оказываешь мне честь, которой я не заслужил.

Переводчик повторил слова грека, и Ксеркс рассеянно кивнул. Энтузиазм быстро угасал, от выпитого набухал живот. Он прижал ладонь к голой плоти – под рукой урчало и стонало. Поднимаясь по ступенькам, царь искал взглядом, куда бы облегчиться.

– Возвращайся через… три дня, Фемистокл. Я соберу главных начальников, чтобы они выслушали тебя. А теперь ступай, афинянин, – с моим благословением.

Фемистокл третий раз пал ниц и вышел через длинный коридор, сопровождаемый гулким эхом шагов.

В свой дворец на холме он вернулся на следующий день и всю ночь до самого восхода не ложился спать и только писал.

Результаты его трудов лежали стопкой на столе, и на каждом листке значилось имя того, кого он любил. Аристид. Ксантипп. Кимон. Фемистокл написал жене и детям. Рядом со столом горела маленькая жаровня, защищая от ночного холода. Воспользовавшись ею, он пометил каждое письмо свечным воском и впечатал в него серебряную монету – чтобы послания дошли до адресата.

Ночь выдалась прохладной, за что он был благодарен. Он налил себе вина, но оно грозило принести тоску. Полная чаша стояла перед ним. Когда забрезжил рассвет, он посмотрел на долину, где приютился его город. Там уже загорались огоньки кухонных костров, семьи просыпались, начиная новый день. Прекрасная картина. Вот бы его жена увидела это хотя бы раз.

Фемистокл собрал письма, прижал к губам и бросил вместе с монетами в жаровню. Они свернулись и потемнели.

Он взял лежавший рядом нож, осушил чашу с вином и опустил лезвие на запястье. Вставало солнце, обещая хороший день. Он надавил сильнее – железо вошло в плоть.

Его нашли домашние рабы. Подняли крик, разбудили стражу. Управляющий, побледнев, осмотрел тело и поник головой, испугавшись, что отвечать придется ему.