После двух или трех рюмок у нас зашел разговор о личной жизни.

Я знал, что Людмила замужем, у нее двое детей-школьников, все прекрасно и замечательно. Но вдруг она ни с того ни с сего сказала, что любила и до сих пор любит другого человека, а за Валентина вышла замуж, наверное, просто потому, что подошло время.

Я так удивился, что уронил вилку на стол:

— Почему же ты тогда не вышла замуж по любви?

— Глупая я была, Аркаша, очень глупая, небережливая, — нетипично грустным для нее голосом ответила Людмила. — У меня была одна плохая привычка — я любила опаздывать, а он был очень пунктуальным человеком. Первое время его сильно беспокоили мои опоздания на свидания, он волновался, не случилось ли что. А мне, дуре, это нравилось, я грелась в его эмоциях и считала это проявлением большой любви. Прошло время, и он начал злиться, когда я опаздывала. Я поняла, что играю с огнем, и пыталась переделать себя, но получалось плохо: я все равно продолжала опаздывать. Потом наши отношения перешли в заключительную стадию: он стал равнодушен сначала к моим опозданиям, а потом и ко мне. И это было самое страшное, так как из этой стадии отношений возврата нет. Нет, Аркаша, нет! Дай Бог тебе никогда не вспомнить мои слова, — настойчиво повторила Людмила, увидев на моем лице недоверчивую улыбку.

Я вспоминал слова однокурсницы, когда мы с Баталиным вступили в эру равнодушных отношений. Раньше мы с ним встречались два-три раза в день, обсуждая какие-нибудь рабочие вопросы, или он приглашал меня покурить и попить чаю в его кабинете.

А при наших новых отношениях нам хватало для общения пяти — десяти минут максимум два раза в неделю. Конечно, это не шло на пользу работе, но ни я, ни мой шеф не могли ничего изменить. Мы жили с ним как давно разведенные супруги, которые вынуждены сосуществовать в одной квартире из-за отсутствия жилплощади и пользуются общим холодильником, но каждый питается своими припасами в одиночку.

В это время Баталин пережил достаточно серьезное потрясение — выборы заведующего лабораторией. Это один из самых вредных горбачевских экспериментов, в соответствии с которым руководители предприятий не назначались, а выбирались на собрании трудового коллектива. Бред, — да еще в кубе.

Я был в командировке в Уфе, когда на одном из огромных химических заводов Башкирии проходили выборы директора предприятия. Выдвинулись, кажется, человек семь, но основных кандидатов было двое: бывший секретарь райкома партии — очень достойный человек и начальник отделения — молодой амбициозный парень. Я посмотрел его программу — просто верх желаемого. Он обещал увеличить зарплату сотрудникам в два раза, каждому выдать участок земли по десять соток, хотя в то время и две сотки в Уфе для большинства сотрудников оставались несбыточной роскошью. И, кажется, кроме того, ежегодно любому сотруднику завода полагалась путевка в санаторий. Как за такого не проголосовать?

Я спросил его:

— Петр, где ты на все это возьмешь деньги? Ведь возможности завода не резиновые.

На что он совершенно серьезно ответил:

— Я вызову своих замов по экономике и соцкультбыту и прикажу им это сделать.

— А если они не выполнят твой приказ? — поинтересовался я, стараясь не рассмеяться ему в лицо.

— А если не сделают то, что я приказал, я их уволю и найму других, которые все выполнят.

Я под благовидным предлогом попрощался, прекратив бесполезную дискуссию. К счастью, с небольшим отрывом на тех выборах победил бывший секретарь райкома. Страшно подумать, что мог натворить на посту директора этот популист. И таких пустомель было много по всему Советскому Союзу.

Я не воспринимал эти выборы всерьез, пока меня не вызвали в дирекцию и не намекнули, что, если я сделаю так, чтобы Баталин проиграл, руководство института предложит меня на должность руководителя лаборатории. Сначала я даже не сообразил, о чем речь, а потом понял, что мне предлагают предать учителя.

Стараясь воздерживаться от ненормативной лексики, я достаточно вежливо отказался от «щедрого» предложения и быстро покинул высокий кабинет.

Конечно, я хотел стать завлабом, но не такой же ценой. Как бы я тогда смотрел в глаза Баталину или своим дочерям и внукам? Прошло тридцать два года с того дня, и я до сих пор рад, что во мне не шелохнулся живущий в каждом человеке маленький дракончик. Как приятно ощущать себя… нет, не порядочным, а просто нормальным человеком. На выборах в лаборатории я сразу попросил слово и сказал, что предлагаю всем голосовать за Баталина по таким-то причинам. Шеф прошел единогласно. Лишь только тогда я понял, какая гора упала у него с плеч.

После выборов в наших отношениях с Баталиным ничего не изменилось: мы по-прежнему старались свести контакты к минимуму. Я все чаще задумывался об уходе из лаборатории с сотрудниками, которыми руководил.