Мне было совершенно понятно, что если Иоганн Гутенберг начал печатать книги, то не за горами время, когда кто-нибудь начнет печатать ноты. Просто, как вы уже могли заметить, ноты организованы значительно сложнее, чем буквы. Но время в эту эпоху текло уже значительно быстрее, чем при Гвидо, поэтому от первой книги Гутенберга в Майнце до первого нотного сборника Оттавиано Петруччи в Венеции в 1501 году прошло всего полвека.
И тут, как всегда, главное — начать. Издательства начали появляться в Париже, Лондоне, Антверпене, Нюрнберге, Вене.
Нотопечатание действительно очень сложная технология. Просто литерами, как в книге, здесь проблему не решить. Поначалу нотный текст просто вырезали на доске и делали оттиск. Собственно, Петруччи и перешел к наборному шрифту — сначала печатал нотоносец, а поверх него нотный текст, что требовало большой точности.
Технология печати шла двумя путями — набором из нотных литер и гравировкой по медным листам. Набор был, конечно, технологичнее, но значительно сложнее. К примеру, литеры, которые в 1754 году изобрел Иммануил Брайткопф из Лейпцига, состояли из микроскопических деталей — то есть каждую нотку собирали с такой же тщательностью и аккуратностью, с какой Левша подковывал свою блоху. И, между прочим, издательство Breitkopf & Härtel, основанное отцом изобретателя нотных пазлов Бернхардом Кристофом Брайткопфом еще в 1719 году, успешно существует и по сей день.
Гравировку нот на медном листе надо видеть. Совершенно завораживающее зрелище. Кстати, в Интернете можно найти видеоролики на эту тему. Специальным резцом сначала процарапываются пять линеек нотного стана, а потом с помощью металлических пуансонов[53] и молотка набиваются стандартные элементы, такие как ключи, бемоли-диезы, головки нот и так далее. Виртуозная и непостижимая в своей точности, сложности и ответственности работа.
Крупных нотных издательств не так уж и много, для каждого музыканта названия Ricordi, Schott, Boosey & Hawkes, Peters воспринимаются как родные.
Так же, как и российские нотные издательства П. И. Юргенсона, Ю. Г. Циммермана, М. П. Беляева, которые так и остались частью русской истории музыки и культуры. Мы зачастую до сих пор играем по этим нотам. Или по ксерокопиям с них.
Экономика издательского дела в двух словах
В принципе, если поискать, почти любое необходимое произведение можно найти в Интернете. Если ты пианист, вероятно, ты все же купишь в магазине мазурки Шопена или сонаты Бетховена. Но для каких-то менее профессиональных нужд можно и скачать. Вполне бесплатно. Практически без зазрения совести. Партитуры тоже, хотя и не все.
Но если ты дирижер, то все равно купишь бумажную версию партитуры, потому что ее можно всю исчеркать карандашами самых разнообразных цветов. Не в припадке страсти, а вдумчиво и тщательно ее анализируя, размечая фразы, выделяя карандашом особо важные вступления солирующих инструментов или групп, изменения темпов и так далее. Изрисованная дирижером партитура становится ему родной, обжитой.
Партитура, с которой работал выдающийся маэстро, может рассказать очень многое. Потому что в ней видна и логика работы, и ход мысли дирижера. Заглянув в партитуру, можно иной раз больше узнать об интерпретации, чем просто услышав исполнение.
Но здесь речь идет о достаточно популярном симфоническом произведении. А если, допустим, у оркестра в репертуарном плане стоит что-то более эксклюзивное, то администрация оркестра вступает в переписку с издательством и за очень немалые деньги получает в аренду и партитуру, и партии. При этом в контракте оговаривается, что вернуть это надо в определенные договором сроки и без пометок в нотах.
Проблемы здесь видны невооруженным взглядом. Во-первых, в партитуре уже много не нарисуешь. А во-вторых, духовикам, может быть, традиционно все «не больно-то и хотелось», но струнники должны проставить в нотах штрихи, иначе даже самую простую музыку они по-человечески не сыграют. Конечно же, ручкой в нотах никто ничего не пишет уже лет пятьдесят. Но между концертом и возвращением нот библиотекарь сидит и, из последних сил пытаясь убедить себя в том, что сегодня у него особенно нордический характер, стирает во всех партиях все карандашные пометки.
Нет, кто же спорит, конечно, есть соблазн сделать ксерокопию партий перед тем, как вернуть все материалы издательству. А смысл? Музыкальный круг узок и прозрачен, а суд в случае чего будет на стороне истца.
Так, секундочку, давайте закончим с нотами. Пальцев всех рук всего оркестра не хватит, чтобы посчитать, сколько раз мы играли по ксерокопированным нотам разных всяких иностранных издательств, на которых сверкала, просто била в глаза вполне контрастно отксерокопированная надпись All rights reserved.
Вот, кстати, что было хорошо в советской власти — это то, что она плевать хотела на авторское право. Имея в виду всяких заграничных субъектов этого самого права. Тут я с ней полностью солидарен, при этом, разумеется, признавая собственную нецивилизованность.
Сейчас уж ладно, время идет, ноты старые, all rights закончились. Кстати да, это проблема для издательств. Вы ведь заметили, насколько трудоемкая и дорогостоящая вещь нотопечатание. Это мы еще проигнорировали предварительную научную и редакционную подготовку материала. И вот они вбухали кучу денег в издание, а мы берем и скачиваем из Интернета ноты с ятями и вензелями, изданные тем же Юргенсоном в 1910 году. Я уж не знаю, какие после такого варварства могут быть стимулы у издательства.
В принципе, это те же проблемы, что и у книжных издательств — издали новый детектив популярного автора или «Секс для чайников» и отбили бабки, затраченные на академическое издание поэтов Серебряного века. Так же и здесь — на Лигети и Лахенмане много не заработаешь. Кормят-то Бах с Чайковским.
Такие дела.
Ладно, с нотами проблему решили.