С другой же стороны, это несовершенство открывает огромное поле деятельности для исполнителя…
Промежуточное звено
Книгу вы и сами можете прочитать, тут вам никто не нужен. Нет, понятно, что кто-то ее все-таки издал, более того, во многих случаях кто-то ее перевел, но если она уже у вас в руках…
Чем меньше людей заглядывают вам через плечо, тем легче и приятнее читать.
С живописью еще проще, тут посредник вообще не нужен, ну разве что экскурсовод или исследователь, который разъяснит вам что-нибудь особенно выразительное. Ну, допустим, обратит ваше внимание на то место многофигурной композиции, где автор нарисовал на заднем плане свой автопортрет в виде лошади. Чтобы в первом чтении ознакомиться с творчеством Шишкина, достаточно развернуть конфету «Мишка косолапый».
Музыка же требует иных ресурсов. Даже если вы знаете ноты и у вас есть дома фортепиано, то вероятность того, что вы вот так вот ни с того ни с сего в чисто познавательных целях подойдете к нему да и сыграете Революционный этюд Шопена, очень невелика. Не в обиду вам будь сказано. Чистая статистика, не более того.
А ведь существует огромное множество других инструментов, которых просто может не оказаться у вас дома.
Про симфоническую музыку или оперу и вовсе говорить нечего.
Собственно, по этой причине и существует такое явление, как исполнители. Они же интерпретаторы.
Интерпретация
Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным. Потому что он бессознательно превращает то, что он слышит, в то, что он может понять.
Это, собственно, к вопросу об ответственности интерпретатора. То есть понятно, что если в нотах, как мы выяснили, написано не все, то оставшееся приходится на долю исполнителя. Отсюда и разница — не в скорости, громкости или точности, а в дополнительных смыслах. Потому мы и слушаем одни и те же музыкальные произведения в разных исполнениях. Когда в апреле 1943 года Шостакович получил запись «Ленинградской» симфонии в исполнении оркестра Нью-Йоркского радио под управлением Артуро Тосканини, он был крайне недоволен тем, что услышал. И речь ведь не о том, что оркестр плохо играл. Просто у Мравинского, Элиасберга и Тосканини разный бэкграунд и, соответственно, разное ощущение контекстов.
Ведь ноты — это всего лишь текст, и в исполнение этого текста можно вложить разный смысл. Вот, к примеру, вы читаете вслух сказку «Красная Шапочка» и дошли до фразы «Вскочил волк с постели и проглотил Красную Шапочку». Ее можно произнести с дрожью в голосе, ужасаясь печальной судьбе Красной Шапочки.
А можно — с торжеством, радуясь тому, что несчастный голодный волк наконец поел. А Красная Шапочка получила по заслугам, потому что маму надо слушаться и не разговаривать в лесу с незнакомыми животными. Можно считать, что это хороший, справедливый и поучительный конец сказки.
Когда посредника нет
Вообще-то бывают такие композиторы, которым ноты в нашем понимании не нужны. Они работают за компьютером в совершенно иной графической среде и создают уже готовые звуки, которые, конечно же, отображаются на экране монитора в той же системе декартовых координат — по вертикальной оси высота звука, по горизонтальной время, а длина прямоугольничков, распиханных по своим местам, вполне наглядно отображает длину звучания этих самых условных нот. Ну и, плюс ко всему, навешанные на них разнообразные параметры вроде громкости, тембров, частотных характеристик, фильтров и прочих переменных.
Собственно, все уже сделано. Больше никто и не нужен.
Слушайте.
Племянники Гутенберга
В принципе, уже в сороковые годы XV века все было понятно. Нет, не им, мне было понятно.