Поднялась рано. Были дочери, потом, как и вчера, пошли к Ольге, где застали Фогеля и Вяземского. Кук[ушкин] все еще выглядит неважно, но спал хорошо. После завт[рака] приняла г-жу Бенуа с дочерью, приехавших из Киева. Заходил попрощаться ген[ерал] Эттер, завтра он уезжает. Мы долго беседовали обо всем, после чего я отвезла его домой в другом экипаже. Чай пила у Кати Кл[ейнмихель], где встретила Георгия Шебеко, он такой славный, но сильно изменился, исхудал и почти совсем лишился волос. Он тоже едет в Киев, где находятся его родители. Домой вернулась в 6 часов вечера. Обедали вчетвером.
5 октября. Пятница.
Именины милого маленького Алексея, спаси и сохрани его, Господи. Какой печальный праздник! По-прежнему не имею никаких известий от них – это самое настоящее испытание для меня. И все же внутренне я убеждена, что они живы и находятся в безопасности, как говорят, под защитой союзников. Дай-то Бог! Ольга пришла, когда я еще не завершила утренний туалет, и сообщила, что вскоре они уезжают! Для меня это был такой неожиданный удар, что я не могла поверить своим ушам! Только этого мне еще недоставало! Разумеется, все это делается по его [Куликовского] желанию, и я собрала все свои силы, чтобы промолчать, только у меня вырвалось, что решение это эгоистичное и безрассудное. Вскоре пришла Ксения, мы отвезли ее [Ольгу] домой, а сами, находясь под впечатлением от всего случившегося, погуляли и потом навестили его [Куликовского], который почти сразу же сам завел разговор о том, что Ольга, по-видимому, сообщила мне об их скором отъезде. Я пребывала в замешательстве и в ответ заявила только, что полагаю преждевременным уезжать туда, где все еще опасно, и что сейчас, когда все вокруг по-прежнему перевернуто с ног на голову, не лучшее время для отъезда. Ксения, к сожалению, в этот момент как раз вышла куда-то, а когда вернулась, мы уже к этой теме не возвращались, поскольку пришел Долг[оруков]. Я не решилась больше ничего сказать еще и потому, что он [Куликовский] болен и лишние волнения ему не на пользу, да и Ольгу пожалела, не стала ее еще больше мучить – ей сейчас и так тяжело. С печалью в сердце я еще до этой встречи вместе с Ксенией сидела на завтраке у Ольги Орловой вместе с Орбелиани и Софи Ф[ерзен]. Закусывала, делала вид, будто ничего не происходит. В целом же завтрак прошел мило и интересно, и мы пробыли там до 3 ¼ пополудни, после чего отправились к Юсуп[овым] на день рождения. Пили там прекрасный шоколад. Домой вернулась в 5 ½ часа вечера, читала. Обедали вчетвером. Пришла телегр[амма] о том, что Вильсон не согласился прекратить военные действия, поскольку немцы продолжают топить корабли [союзников] и, оставляя занятые ими города, разрушают их и угоняют с собой местное население. В конце он прямо призывает уничтожить нынешний режим в Германии, по крайней мере, свергнуть правительство.
6 октября. Суббота.
Ольга пила у меня кофе, затем пришел Сандро и, как обычно, почти все время молчал. Ксения была у зубного врача. Отвезла Ольгу домой, обратно шли пешком с Вяземским, беседовали о новой свалившейся на меня беде – отъезде Ольги, с которым я никоим образом не могу примириться. Завтракали втроем, Долг[оруков] также уехал в город. В 3 часа дня я навестила Пантелеевых, они, как всегда, очень трогательны. Домой вернулась к чаю. Читала. К обеду была Ксения, трапезничали впятером. Изумительный лунный вечер.
7 октября. Воскресенье.
Была Ольга, затем я отправилась в Ай-Тодор в церковь. Говорят, англичане заняли Константинополь. Надеюсь, это правда. К завтраку был Сережа Кутузов, приехавший с Кав[каза], очень занимательно рассказывал о Кисловодске и о Тифлисе. Домой вернулась в 3 часа дня, зашла к Ольге, застала у нее Соню. Кул[иковскому] лучше. Мною все больше и больше овладевает меланхолия! Обедали втроем. Стояла невероятная жара – 19 гр[адусов] – в 11 часов вечера.
8 октября. Понедельник.
Чувствую себя очень неважно – расстройство желудка. Совершенно неожиданно мне нанес визит мой бывший мужик (Александр), приехавший из Петербурга. Рассказывал жуткие вещи о положении в столице. Мой дорогой старый Кузнецов и Фролов умерли, Степанов серьезно болен, у него гангрена ноги. Всех их вышвырнули из Аничкова, оставшимся там приходится платить квартплату. Неслыханное дело! Пришла Ксения, затем – Ольга, мы отвезли ее обратно, взяли милашку Тихона и покатались немного в экипаже по окрестностям, возвратились пешком вместе с малышом, прогулка его очень развлекла. Кук[ушкину] несколько лучше. Вернулась домой, поскольку ожидала визита Лили Волконской, урожденной Шаховской. Она побывала в Ростове, Новочеркасске и Екатеринодаре, полна интересных впечатлений. Осталась на завтрак, а вообще возвращается в Екатеринодар, где находится ее муж. После завтрака встречалась с братом и сестрой Мирскими, которым так нравится здесь, но теперь они возвращаются к матушке в деревню. Затем я хотела навестить Софи Ф[ерзен], но ее дома не оказалось, и меня приняли ее сын Павлик и Лили. Позднее вернулась Софи, и мы пили чай с превосходными блинами. Он [сын] все время подшучивал над матерью. Вернулась домой к чаю, читала и писала. Обедали вчетвером.
9 октября. Вторник.
Внезапно резко похолодало – всего 12 гр[адусов]! Была Ольга, Ксения отправилась в Ялту. Гр[аф] Ферзен вернулся из Киева и привез мне толстую пачку писем от моих любимых Аликс и Вальдемара – такой вот приятный сюрприз для меня в награду за столько месяцев тоскливого ожидания. Вид у него цветущий и довольный, поскольку он побывал в своем поместье и нашел, что там царит полный порядок. Воистину счастливый человек по нынешним временам. Потом он отправился к Орловым, мы с Долг[оруковым] проводили его немного, после чего я зашла к Ольге. Он [Куликовский] все еще выглядит плохо, но говорит, что ему значительно лучше. Затем я помчалась домой читать полученные письма. Они, правда, совсем старые, февральские, но оттого не менее желанные. Среди них оказалось 10 писем от Аликс, два – от Вальдемара, а еще от Оге, Маргрете, Луизы, Тории и многих других милых мне людей, например от Карла Роте. К завт[раку] были Ольга, Соня, Орбелиани и Сережа Кутузов – весьма милая и приятная компания. Потом я навестила Апрак[сину], которая вчера вернулась из Гурзуфа и выглядит весьма неважно. Было очень холодно – всего 10 гр[адусов], когда я возвращалась домой, – такой резкий контраст по сравнению с позавчерашней жарой. Дома наслаждалась чтением дорогих мне писем, глубоко тронувших меня. Бедн[яжка] Аликс в отчаянии, оттого что не имеет от меня известий, как и я от нее, и пишет об ужасных слухах, распространяемых о моем Ники, а в последнем, сент[ябрьском], письме сообщает только, что как раз вернулась из русской церкви, где служили панихиду. Какой ужас, стало быть, они полагают, что все это правда! Я, словно утопающий, хватаюсь за соломинку и надеюсь, что правы те, кто уверяет меня, будто они все живы и находятся в безопасности. Дай-то Бог! К обеду была Ксения, оставалась до 11 часов.
10 октября. Среда.
Все, как всегда. Были дочери, мы съездили погулять в рощицу, затем побывали у Ольги, Тихон такой милый, Кул[иковскому] лучше. Потом продолжила писать к Аликс. Завт[ракали] вчетвером. Затем в 3 часа дня отправилась навестить Катю Кл[ейнмихель], ей снова лучше, застала у нее Путятину с детьми – Марию Эт[тер] с братом, которые уже вернулись из Евпатории, где похоронен их старший брат. Домой возвратилась к чаю, затем снова писала. Обедали вчетвером.
11 октября. Четверг.
Привела себя в порядок к 9 часам. Пришли дочери, и мы отправились на нашу обычную небольшую утреннюю прогулку, закончившуюся дома у Ольги, где нас снова растрогал малыш Тихон. Вернувшись домой, продолжила писать Аликс. К завт[раку] в честь именин Зины были Ольга с мужем, последний – впервые после болезни. Я в отчаянии оттого, что скоро предстоит расстаться с нею, но он такой своенравный. После завт[рака] встретилась с молодым гр[афом] Келлером и его супругой, урожденной гр[афиней] Ребиндер. Он приехал из Константинополя, где продал партию соли, а в конце концов и свое судно. Очень интересно рассказывал о своем пребывании там. Город сначала кишмя кишел н[емцами], но когда стали поступать плохие нов[ости] с фронта, все они куда-то попрятались и их не стало видно. Турки их ненавидят, они достаточно натерпелись от своих угнетателей. Затем мы с Ольгой и Соней отправились к Юсуп[овой] поздравить ее с днем рождения. У нее состоялся настоящий прием. Мы пили шоколад. В 4 ½ я вернулась домой, чай у меня пила Лоло, пробыла до шести. Потом я до обеда писала, трапезничали втроем.
12 октября. Пятница.
Поднялась рано, продолжила писать Аликс и Вальдемару. Обе дочери уехали в город, но я забыла, что Ольга говорила мне об этом вчера, и, поскольку она у меня не появилась, я помчалась к ней. Дом оказался пуст, а Тихон разгуливал в саду. Он был так мил и прошел со мною часть обратного пути. Завтракали у меня Ольга, Лук[ушкин], С[офия] Д[митриевна] Евреинова, Шателон, Дмитрий, Ростислав и Вася. Все было замечательно. Затем я отвезла Соф[ию] Д[митриевну] домой и навестила Орбелиани, которая уже несколько дней нездорова. Пришел и Сандро, он тоже простужен. Затем я побывала на великолепном пляже в Мисхоре. Собралась к Тебро, но и она, как выяснилось, захворала. Встретила множество знакомых: Сомовых, г-жу Бюнтинг, Жеребцовых. Потом дома пила чай. Продолжила писать. Ксения была к обеду на пять персон.
Крейсер «Мальборо». Открытка с автографами Романовых.
Когда в 1919 году красный войска прорвали фронт на Перекопе, многим стало понятно, что отъезд из России неизбежен. Утром 7 апреля 1919 года, в день рождения Великой Княгини Ксении Александровны, к Марии Федоровне приехал командующий британским флотом в Севастополе. Ей было предложено в тот же день отплыть в Англию, на борту стоявшего на ялтинском рейде крейсере «Мальборо»
13 октября. Суббота.