Почему не выступил Сталин?
На этот вопрос и постарался – на свой лад – ответить в своих воспоминаниях Хрущев. Весьма показательно, что его версия оказалась созвучной с фразой, записанной Геббельсом незадолго до начала войны: «Сталин и его люди совершенно бездействуют. Замерли, словно кролик перед удавом».
В хрущевских воспоминаниях есть ссылка на свидетельство Берии (которого по его приказу убили, представив врагом народа): «Сталин был совершенно подавлен морально… И ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу…
После того как Сталин себя так повел, прошло несколько дней. Мы решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности, с тем чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны».
Не только слова Жукова, которым можно доверять (ему, в отличие от Хрущева, не было нужды лгать), но и официальные записи, сделанные дежурными секретарями о посетителях И.В. Сталина с 21 июня 1941 года, бесспорно показывают, как напряженно работал Иосиф Виссарионович все те дни.
Вот один из примеров, взятый из воспоминаний А.И. Микояна: «29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия… Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог.
Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой… В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли…
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе… Жуков… этот мужественный человек, разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5—10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него еще были мокрые…
На следующий день, около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Берия сказал, что необходимо создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились во главе ГКО поставить Сталина… Мы считали, что в имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа…»
Коробит, конечно, несправедливое сравнение «как баба». Можно понять Жукова, измученного за эти дни до предела, и без того понимавшего, в каком жутком положении находятся наши войска, и сознававшего свою беспомощность. Да и не привык он к такому обращению: Сталин чрезвычайно редко кричал на своих подчиненных. Короче говоря, надо стараться понять обстановку тех дней. И если уже не выдерживали нервы у Жукова, то нет ничего удивительного, что Сталин мог иногда позволить себе резкие выражения. Никакой истерики у него ни тогда, ни позже не было. Он был необыкновенно сдержанным волевым человеком, не терявшим чувства собственного достоинства и практически никогда не унижавшим других (этим он резко отличался от деятелей хрущевского типа, которые дорвались до власти после него).
То, что сказал Хрущев о Сталине на XX съезде, а затем повторил в воспоминаниях, было в приведенном случае (и в ряде других) подлой ложью. И самое отвратительное, что дело не в личных качествах «Дорогого Никиты Сергеевича» (так назывался прославлявший его фильм), а в том, что такой человек встал во главе великого – тогда – государства. Ему аплодировала, встречала и провожала овациями партийная элита. А в народе его называли «кукурузником», «туристом», «хрущем» (жук-сельхозвредитель).
Обратите внимание на удивительное признание Хрущева в том же памятном докладе: «А надо сказать, что Сталин планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта…» И это он утверждал на съезде партийной элиты, включающей маршалов и генералов, которые прекрасно знали, что Сталин не только отлично читал топографические карты, но и очень детально вникал в ход многих операций, нередко называя командирам конкретные населенные пункты, высоты. Что думали эти «славные герои», слушая явно лживые наветы на своего бывшего Верховного главнокомандующего? Теперь у них появился новый начальник. И никто, насколько нам известно, из крупнейших руководителей страны, включая военных, даже не подал в отставку. Бывший «хозяин» и «отец родной», «вождь и учитель» уже был мертв. Пришлось приспосабливаться к новому генсеку.
Это было началом конца КПСС и СССР. Номенклатура негласно сплотилась вокруг заведомо лживого и подлого вождя ради своей власти, привилегий, благополучия.
Вряд ли надо сколько-нибудь подробно опровергать одно из ключевых положений хрущевского доклада: по вине Сталина «не были приняты достаточные меры, чтобы хорошо подготовить страну к обороне и исключить момент внезапности нападения». Он даже привел конкретные примеры, «подтверждавшие» это положение (столь же лживое, как и его приведенные выше высказывания). Сошлемся хотя бы на вполне компетентное и честное мнение Г.К. Жукова, высказанное, заметим, уже после полного развенчания культа личности Сталина:
«Думается мне, что дело обороны страны в своих основных главных чертах и направлениях велось правильно…
Развитая индустрия, колхозный строй, всеобщая грамотность, единство и сплоченность наций, морально-духовная сила социалистического государства, высочайший патриотизм народа, руководство ленинской партии… – это была могучая сила обороноспособности гигантской страны, первопричина той грандиозной победы, которую мы одержали в борьбе с фашизмом.
То обстоятельство, что, несмотря на огромные трудности и потери за четыре года воины, советская промышленность в ходе войны произвела колоссальное количество вооружений – почти 490 тыс. орудий и минометов, более 102 тысяч танков и самоходных орудий, более 137 тыс. боевых самолетов, – говорит о том, что основы экономики страны с военной, оборонной точки зрения были заложены правильно, прочно и своевременно… Период же с 1939-го до середины 1941 года характеризуется в целом такими преобразованиями, которые дали Советской стране блестящую армию и подготовили ее к обороне».
Ну а почему же тогда мы потерпели немало поражений в 1941 и 1942 годах? Почему сразу же не дали должного отпора врагу, как пелось тогда в песнях и утверждалось пропагандой? Конечно, это был необходимый воспитательный элемент, призванный поддерживать боевой дух армии и внушать уверенность в победе.
Действительность оказалась иной. И это неудивительно. Одно дело – учения, другое – сражения с опытнейшим, хорошо обученным и вооруженным противником. Дело, конечно, не только во внезапности нападения. Оно ожидалось, к нему готовились, но этого оказалось мало. На тот период противник, которого поддерживала и на которого работала почти вся Западная и Центральная Европа (около 300 млн человек, мощная промышленность), был сильнее. Это подтвердили победы гитлеровцев в очень тяжелом для нас 1942 году. Именно тогда 40 % населения Советского Союза оказались «под немцем». Тогда-то Сталин мог, в принципе, ожидать, что его отправят в отставку и попытаются заключить мир с Германией. Для этого были немалые основания.
По имеющимся данным, руководство РОВСа и лидеры военной оппозиции в эмиграции надеялись, что войну Германии против СССР им удастся превратить в гражданскую против большевистского режима. Контрразведка РОВС, обрабатывая поступавшую с оккупированных Германией советских территорий информацию, приходила к выводу, что в СССР имеется массовое недовольство сталинским строем. Все эти круги полагали, что стоит только начать целенаправленную политическую работу, как население, сбросив коммунистическое иго, будет всячески содействовать воссозданию новой капиталистической России. Их выводы основывались на следующих тезисах: во время войны массы народа получили оружие, которое могут использовать против большевистского режима. Ряды компартии изрядно пострадали во время войны, а поражения основательно подорвали авторитет власти. В то же время многие немцы, занимавшие ответственные посты в Германии, поняли, что Гитлер завел страну в тупик, что ей грозит катастрофа и что необходимо изменить ситуацию на Востоке политическими средствами. Эмигранты считали, что «здравомыслящие» немцы готовы заключить почетный союз с представителями России, находящимися за ее границами, чтобы вместе с ними вести в дальнейшем борьбу против большевиков. Для этого, по их мнению, необходимо было организационно оформленное «Русское освободительное движение (РОД)».