Активизировав репрессивные органы госбезопасности, Сталин осуществил, можно сказать (в значительной мере условно, преувеличенно), антипартийный, подлинно государственный переворот. Это означало окончательный отказ от прежних революционных установок на диктатуру пролетариата, тем более в мировом масштабе. Нельзя было игнорировать принципиальные социальные изменения в обществе, повышение не только роли, но и количества разного рода служащих, интеллектуалов, деятелей культуры. Государственная, в основе своей консервативная идеология теперь должна была преобладать над партийно-революционной.
Была теоретическая возможность опираться на партию, позволяющая установить абсолютное единовластие при господстве одной идеологии. Но коммунистическая ленинская партия (как подчеркивалось – большевиков) имела в своей программе иные положения. Если открыто, официально их менять, то тогда пришлось бы попасть под огонь критики, обвиняющей в отступлении от марксизма-ленинизма, ревизии этого революционного учения. Так что теоретические возможности в данном случае вступали в явное противоречие с практическими последствиями. А создавать специальные труды, обосновывающие новые установки, не было времени. Удивительно уже то, что Сталин рискнул посягнуть на приоритет большевистской партии как ведущего отряда пролетариата во всех общественных проблемах.
Сталин сознавал, что политизация экономики и культуры должна быть существенно ограничена. А партия – именно политическая организация. Она имеет свои собственные интересы, порой заметно отличающиеся от государственных. Партийные руководители слишком часто бывают некомпетентными в вопросах промышленности, культуры, сельского хозяйства, вооружения, военного дела. И когда такие люди курируют все области общественной деятельности, это не сулит ничего хорошего. Страдают государственные интересы.
Вот почему Сталин дал указание Ежову проводить репрессии предельно широко и преимущественно среди партийных руководителей, не согласных со сталинской генеральной линией. Политическая партия в его системе должна быть одна и едина, а ее роль – прежде всего идеологическая, пропагандистская. Появление фракций чревато переходом к многопартийной системе, сопряженной с политическими интригами, демагогией, прилюдной грызней, идейным разбродом, переносом главных интересов общества на борьбу за власть и привилегии вместо интеллектуального и экономического развития.
Когда «ежовщина» достигла угрожающих масштабов и НКВД стал превращаться в орган, стоящий над партией, армией, хозяйственниками, местным самоуправлением (и без того слабым), пришлось пожертвовать Ежовым и репрессировать значительную часть его мощной группировки. Вновь установилось динамическое равновесие в своеобразной сталинской многопартийной системе, где разделение было установлено не по политическим, а по государственным, общественным и, можно сказать, корпоративным интересам.
В конце 30-х годов Сталин окончательно определился не как партийный лидер (кем он был официально), а как крупнейший государственный деятель.
Ему удалось создать, сплотить общество нового типа, небывалого в истории человечества. Суть этого общества – народовластие. Его характеристику дал писатель и философ А.А. Зиновьев (бывший антисоветчик, проживший на Западе около 15 лет) в книге «Нашей юности полет». Он привел слова следователя, допрашивавшего его уже в послевоенное время на Лубянке:
«Ты, сопляк… не знаешь еще, что такое народ и что такое власть. И запомни: выражение «враг народа» – не пустышка для пропаганды и не абстрактное обобщение, а точное и содержательное понятие, отражающее сущность эпохи. Тот, кто восстает против Сталина, восстает против народа. Он есть враг народа. Мы, органы, выражаем волю народа».
Потом, скрываясь от органов и скитаясь по стране, я присматривался к власти и народу. Мне достаточно было всего несколько месяцев, чтобы понять, как прав был тот следователь. Я с абсолютной ясностью понял одно: противопоставление народа и власти в нашем (сталинском) обществе лишено смысла, что власть здесь есть прежде всего организация всего народа в единое целое. Сталинизм способствовал созданию новой сети власти, вырастал на ее основе, но вместе с тем противостоял ей, боролся против нее, стремился сдержать ее рост.
Миллионы шакалов устремились в эту сеть власти. И не будь сталинской сверхвласти, они сожрали бы все общество с потрохами, разворовали бы все, развалили. Когда эта сеть власти приобрела более менее приличный вид, сталинизм как форма власти был отброшен.
Народовластие закончилось, и власть перешла в руки «законной» партийно-государственной системы».
Западное направление
Итак, по нашему мнению, в конце 1930-х годов, после ликвидации партийной оппозиции и «ежовщины», Сталина беспокоила не борьба за власть, а необходимость обеспечить безопасность Советского государства. Это уже особая тема, которой мы коснемся лишь потому, что за последние 15 лет в массовое сознание упорно внедрялась мысль: пакт «Молотова – Риббентропа» был позорным соглашением с фашистами, а Финская война была захватнической, закончившейся поражением СССР после огромных потерь (более миллиона человек).
Серьезные историки могут усмехнуться: зачем, мол, обсуждать столь нелепые домыслы? Они пущены профессиональными дезинформаторами типа бывшего партбосса Яковлева и кагэбиста предателя-перебежчика Резуна (он постарался подгадить еще и тем, что публиковался под фамилией «Суворов»). Однако на массы наших изрядно запутавшихся интеллектуалов подобные фальшивые версии произвели ошеломляющее действие. Да и теперь все те, кто так или иначе содействовал развалу СССР, а потому стремится оправдать (хотя бы перед самим собой) это, охотно готовы поверить в любые преступления и прегрешения сталинского режима.
Как же следует оценивать пакт Молотова – Риббентропа? Сразу надо сказать: если благодаря ему СССР получил возможность лучше подготовиться к предстоящей войне, то для будущей победы это был мудрый шаг. Но если этот сговор был заключен со стороны СССР с агрессивными целями захвата территории Польши и Финляндии, то это не только прискорбный, но и преступный акт. А если еще вдобавок он дезориентировал Сталина, заставив поверить в долгий мир с Гитлером, то это и вовсе характеризует вождя СССР с самой дурной стороны и делает полностью ответственным за первоначальные жесточайшие поражения Красной Армии. В таком случае все его предвоенные мероприятия (прежде всего репрессии) выглядят очень неприглядно.
Правда, тогда возникает другой вопрос: каким образом, несмотря на все эти роковые просчеты, СССР смог победить фашизм? Ведь на стороне Германии была почти вся мощь континентальной Западной Европы, а СССР поначалу потерял обширные территории, на которых находилось 40 % населения страны. С учетом всего этого (Второй фронт был открыт после серии крупнейших побед Красной Армии) победа выглядит поистине чудом. Или Гитлер был необыкновенно глуп, равно как и все его военачальники, а у нас были сплошь гении военного искусства во главе с маршалом Жуковым?.. Впрочем, Верховным главнокомандующим был все-таки Сталин…
Такие общие соображения вынуждают подозревать, что пакт, заключенный в августе 1939 года между СССР и Германией, был не просчетом и поражением, а важной предвоенной победой сталинской дипломатии. Хотя на тот период и Гитлер мог с полным основанием полагать, что он остался в выигрыше, потому что получил возможность подмять под себя почти всю Западную Европу, заставить ее работать на «германскую идею» (последнее ему в значительной степени удалось).
Но может быть, Сталин совершил аморальный поступок, чудовищную провокацию, сумев открыть путь фашистам к захвату Европы и разгрому Польши и Франции? Такое обвинение можно было бы предъявить Сталину только в том случае, если считать его совершенно особым, высоконравственным и безукоризненно корректным политиком, каковых в природе не бывает (этаким Дон Кихотом на государственном уровне). Реальный неглупый политик вынужден идти порой на сомнительные компромиссы и союзы, лавировать и хитрить.
В нашем случае все решается просто. Достаточно вспомнить, что еще раньше, в сентябре 1933 года, руководители Англии и Франции (Чемберлен и Даладье) заключили в Мюнхене с Гитлером и Муссолини соглашение, позволявшее Германии осуществлять агрессию в восточном направлении, прежде всего против Чехословакии и Польши. Расчет был прост: «натравить» Германию на СССР и добиться того, чтобы обе страны истощили свои силы в войне.
Сталин совершил бы непростительную глупость, не пойди на соглашение, пусть временное, с Гитлером. Так называемая оккупация Советским Союзом части Польши, а также стран Прибалтики была, в сущности, возвращением Россией территорий, не так давно ей принадлежавших. Кстати, это произошло без вооруженного сопротивления местных жителей. Разве так бывает при военной оккупации? Достаточно вспомнить финскую войну, чтобы ответить на данный вопрос.