Наконец в комнату забрело несколько потерянных душ. Татуированные лица, щербатые рты, нездоровая бледность. Людей было так мало, что каждый сел на отдельную скамью. И все выбрали места подальше от гроба, что ждал встречи с пламенем.

Гай Филипс, красный не то после матча, не то после ночи возлияний, выглядел здесь точно фермер на банкете анорексиков.

Он сел в заднем ряду, через проход от меня. Я подошел и сел рядом.

– Доброе утро, Свин.

Он резко отодвинулся.

– Эй! А я тебя помню. Ты был на похоронах еще с одним легавым. Вас же за милю видно. Ботинки огромные, члены маленькие.

– Вы пьяны, сэр?

– Вовсе нет.

– Я тоже вас видел. Вы грубовато обошлись с дамой, Свин. Кажется, вы сделали ей больно.

Он ухмыльнулся:

– Ты про Наташу? Она устала и перенервничала, вот и все. А я приструнил ее, для ее же блага. – Он всмотрелся в мое лицо. – А ведь это ты был в конторе у Пака.

– Пака?

– Пакистанца Хана.

– Разве мистер Хан пакистанец? Насколько я понял, он англо-индийского происхождения.

– Мне лень вдаваться в тонкости, констебль, но пакистанцы там где-то рядом, согласны? Не то чтобы я был расистом. Просто старое школьное прозвище. Ласковое. Обожаю индийцев. – Он оглядел собравшихся и вздохнул: – Господи, какой-то съезд бомжей… – Филипс покачал большой головой. – Адам, Адам. До чего же ты докатился.

– Ваша старая банда не в сборе. Почему не пришли остальные?

– Нэд в Гильменде. Бен – публичный человек; если на фотографии в «Дэйли мейл» он будет среди анонимных наркоманов, это ударит по его имиджу. Пак, наверное, в суде. Защищает права какого-нибудь цыгана.

– О, тогда приношу свои извинения.

– Ужасно, правда? Как вы видите по новым товарищам Адама, он был не таким, как мы.

– Потому что подсел на наркотики? Вы из-за этого от него отвернулись, так ведь?