Но то, что я сделал дальше, было не из-за золота, скорее из-за того, что Бьёрн сидел с поврежденной рукой, а я понимал, что преимущество будет на стороне Олава, если мы не покончим со стрелками. Я добрался до своего лука, вытащил несколько стрел из палубы и выбрал одну, которая больше всего походила на мои собственные стрелы. Стрела с толстым черенком упала рядом со мной – видимо, этот Эйнар по прозвищу Брюхотряс приметил меня. Но не только он заметил меня, я теперь тоже видел его. На Великом Змее стоял огромный широкоплечий воин с длинной бородой с косичками. Он был не единственным лучником на борту, по меньшей мере их там было тридцать или сорок человек. Но его лук был толще и длиннее, чем у остальных. И вот теперь он его поднял и прицелился в меня.

Я помню, как моя рука со стрелой была возле щеки, как Бьёрн кричал мне, чтобы я укрылся за бортом. Я целился прямо в центр груди этого большого человека на корабле Олава – и вот выпустил стрелу. Проводил ее взглядом, наблюдая, как она летит высоко в небе, а потом идет вниз. Эйнар тоже выпустил стрелу, но не попал, выстрел был неудачным, и она упала на расстоянии вытянутой руки справа от меня. Послышался треск, и лук Эйнара Брюхотряса сломался, сложившись пополам.

Рассказывают, что мечта Олава Трюггвасона по-прежнему управлять норвежским побережьем сломалась вместе с луком Эйнара. Говорили также, что Брюхотряс пошел в бой с луком конунга, а тот оказался для него слишком слабым. Но все это лишь слова из песней скальдов, которых там в тот день не было. А я там был, я точно знаю, что моя стрела попала в мощный лук Эйнара и теперь он не мог пускать в нас стрелы с толстым древком.

Эйрик видел, что мне удалось сделать, и это придало ему столько сил для дальнейшей битвы, что раньше мне такого не доводилось видеть. Он ринулся к гребцам и проревел, что собственноручно отрубит руки им, если они не начнут грести. Нас, лучников, отправили на корму. Там мы могли укрыться за штевнем и бортами, но нас все равно становилось все меньше, а гребцов убивали одного за другим, в конце концов мы продолжали двигаться вперед уже просто по инерции. Нас было не больше десяти-пятнадцати человек, выживших на корабле Эйрика, и это привело сына ярла в дикую ярость, он подскочил к одному из гребцов, мужчине, корчившемуся со стрелой в груди. Эйрик пнул его, тот встал на колени, закашлявшись кровью, которая стекала по его бороде, куртке, и снова упал. Тогда Эйрик полоснул его мечом по затылку, а потом запрыгнул на нос; до кораблей оставалось расстояние лишь в пару корпусов. Я увидел лучников за бортом, а за ними воинов, готовых метнуть в нас свои копья. Борта всех кораблей, казалось, были на одну руку выше, чем наши, за исключением Великого Змея, который возвышался на рост человека над всеми суднами. И тут я увидел Олава. Он спокойно стоял возле борта, а рядом с ним были двое мужчин. Все трое были одеты в кольчуги. Один из них был похож на Роса. Тот здоровый огромный лучник перебрался через борт и спрыгнул на меньший по размеру боевой корабль, пришвартованный рядом. Воины начали перебираться на более низкие суда, чтобы встретить нас.

Было странно идти не на полном ходу. Все внутри нас трепетало, пока мы сидели на корточках за бортом, и, хотя все прекрасно понимали, что могут получить стрелу в голову, продолжали выглядывать через борт. Я с удивлением обнаружил, что многих на этих судах я знал. Через две палубы от нас стоял Асгейр Штаны с огненно-рыжей бородой и пушистыми волосами, рядом с ним стоял Конь и низенький, но широкий Рагнар Кузнечный Молот. Эти трое были вооружены топорами и щитами, готовые ринуться в бой. Я узнал не только их. Все, с кем мы плыли с Оркнейских островов, были здесь.

Помню, как я схватил свой датский топор. Эйрик, сидевший на носу корабля, посмотрел на меня.

– Ты зацепишься за борт, парень. Заберешься наверх и оставишь нам лучников.

Я был не единственным воином с датским топором на борту, но, возможно, Эйрик не хотел отправлять своих людей на это задание, потому что слишком многих он уже потерял. И вот я стоял на палубе за форштевнем, судно медленно преодолевало оставшееся расстояние до корабля, люди Олава снова выпустили в нас последние стрелы, убив еще пятерых. И вот нос оказался у борта судна, я приметил место рядом и ударил по фигуре, стоявшей наверху. Мне показалось, что я выдернул зуб изо рта, мне удалось забраться на борт нашего корабля, потом я нащупал кого-то наверху и стащил его вниз. Затем я подтянулся, перелез через борт и оказался посреди людей Олава. То, что произошло после этого, мало напоминает те рассказы, которые я слышал потом. Говорили, что я в одиночку расчистил весь корабль Олава, возможно, в этом есть доля правды, но вот только ничего героического в этом не было. Я был ужасно напуган, страх вселил в меня безумие берсерка. В голове звучал лишь грубый голос Ульфара Крестьянина: он приказывал мне размахивать топором, рубить, ударять, крушить ноги, руки, головы…

Вскоре вокруг меня образовался широкий круг кровоточащих и кричащих от страшных ран воинов, а я впервые заметил, что Бьёрн стоял рядом со мной. Вскоре появился Эйрик с горсткой оставшихся в живых воинов, они перебирались через борт, а там подоспел еще один наш корабль. Было видно, как на корме люди цеплялись топорами за борта, и вот появился Торкель Высокий, за ним Ульфар Крестьянин и несколько других воинов.

Безумие охватило людей Олава, сначала они теснили нас обратно к бортам, но мы выставили щиты, копьями и топорами заставляя их двигаться в центр палубы. У Торкеля было много людей, и я успел осознать, что мы оказались в большинстве. Люди Олава отступали на корабли, находившиеся внутри. Таков был приказ Олава. Вместо того чтобы биться до смерти за каждый корабль, воины должны были перебираться ближе к Великому Змею.

Все корабли Олава, за исключением его собственного, были захвачены. Свейн Вилобородый, Олоф Шетконунг, Сигвальди и сыновья ярла знали, что люди Олава будут биться до последнего вздоха. У них не было другого выбора, им некуда было бежать. Они были окружены, и им надо было сражаться, чтобы выжить. У нас ситуация была иная. Если наше нападение будет остановлено, если нам не удастся одолеть Великого Змея, мы можем развернуться. Если нам удастся пройти мимо кораблей Олава, мы можем разъехаться по домам, вернуться к нашим семьям. Да, возможно, это трусливо, но многие предпочли бы называться трусами, чем трупами.

Вероятно, и я тоже так думал. Сквозь повязку, которую я наложил на рану Бьёрну, сочилась кровь, она стекала вниз по руке, капая с его пальцев. Люди вокруг меня все чаще поглядывали в сторону фарватера на юге и севере, где все больше судов уходили прочь. Были ли это люди Олава, даны или шведы, трудно было сказать. Все они выглядели одинаково для меня, скамейки для гребцов были полупусты, палубы усеяны стрелами и мертвыми телами.

Эйрик Братоубийца и Торкель встали рядом, десяток людей собрались вокруг них, соорудив заслон из щитов. Все воины, у кого были датские топоры или копья, выставили оружие вперед, а остальные уже заняли позицию за нами. Затем мы начали сдвигаться к бортам. Мы встретили лишь небольшое сопротивление, когда забирались на корабль. Прикрытый воином со щитом, я смог зарубить одного воина, попытавшегося оказать нам сопротивление; мой топор снес шлем с его головы, вогнав ее в плечи. Он упал передо мной, а другой человек из окружения Олава понесся на меня с копьем, черкнув острием по моей ноге. Он хотел ударить меня еще раз, но Бьёрн успел отпихнуть меня в сторону. Дальше этот воин сделал то, что Аслак и прочие йомсвикинги запрещали нам делать: он бросил топор. Тот сделал половину оборота в воздухе и упал на топорище. Этого оказалось достаточно, чтобы брат успел схватить копье, повернуть его и проткнуть горло владельцу.

Копье попало в мою здоровую ногу, но была ли рана глубокой, я не знал. В этот раз Бьёрн спас меня, я слышал, как он кричал мне, что, если моя нога начнет слабеть, я должен буду схватить его за куртку и не отпускать, что мне надо держаться на ногах. Но я по-прежнему мог стоять, вскоре мы перебрались еще через один борт, захватив очередной корабль Олава. Здесь бой был плотнее, на кораблях из внешнего круга не оставалось людей Олава, они все перебрались на четыре корабля, находившихся внутри, по два с каждой стороны Великого Змея, который теперь больше напоминал плавучую крепость. Наверху стоял Олав и его лучшие люди, на всех были доспехи, на головах шлемы. Они в полной тишине наблюдали за разыгравшимся боем и противником, продвигавшимся все дальше.

Вот мы подобрались к очередному борту. Брат Эйрика, Свейн, присоединился к нему. У него оставалось много людей, поэтому наш заслон из щитов подошел вплотную к краям борта. Дальше уже плотной стеной стояли дружинники Олава, от носа и до кормы. Сигвальди был на расстоянии нескольких человеческих тел от нас, он ревел, чтобы мы шли дальше, потому что он собирался насадить голову Олава на форштевень до того, как сядет солнце.

Но мы с Бьёрном так и не добрались до того заслона из щитов. С треском к носу пристало судно, на борту которого находились то ли даны, то ли шведы, то ли йомсвикинги. На борт корабля Олава поднимались люди, и их было очень много.

На судне стало так тесно, что мы стояли прижавшись с братом друг к другу. Мы были в центре – он со щитом, я с датским топором, и ничего не могли сделать. Мы слышали крики людей, тошнотворный звук металла, впивающегося в плоть, и всплески воды, когда люди спрыгивали в воду. Мы чувствовали тела, напирающие на нас, мы прекрасно понимали, что если не сможем их сдержать, то погибнем. Неправдой было бы, если бы мы сказали, что мы надеялись на бой с ними. Насколько было видно, мы были окружены. Я снял топор с пояса и передал его Бьёрну, который его взял, опустив свое копье. Мы ждали, зажатые между людьми, давившими на нас, потом давление начало ослабевать, и тогда я понял, что между нами и врагом оставалось лишь несколько людей.

Но вот и они упали, Бьёрн издал устрашающий рев и поднял топор. Стоявшие вокруг нас теперь лежали на палубе, вскоре стена из тел между нами и людьми Олава выросла до наших бедер. Эйрик и Свейн все еще были живы – я заметил, как они с горсткой людей забирались на корабль, стоявший за нами, – Торкеля я не видел. Я поднял свой датский топор и, с дикой силой им замахнувшись, попал одному воину Олава по руке, отрубив ее, потом топор вошел в плечо воину, стоявшему рядом, удар был настолько сильным, что его сбило с ног. Я замахнулся снова и попал по доспехам, сломав их и руку. Во мне снова поднялась ярость берсерка, от меня пятились люди вокруг, один из них поднял копье, чтобы метнуть в меня. Тогда Бьёрн поднял щит одного из погибших на носу и бросился передо мной, поймав его.

– Прыгай! – крикнул он. – Прыгай!

Только тут мы заметили, что упирались спинами в борт. Бьёрн толкнул меня в грудь, и я перелетел назад через борт.